– На этой кровати отлично могут поместиться двое, – дворецкий обратился к Ниссе как к старшей по положению из трех женщин. – Под ней есть выдвижная кушетка, на которой может спать третья.

– Прекрасно, – сказала Нисса. – Полагаю, что такая же выдвижная кушетка есть и под кроватью королевы, так что при ней всегда сможет быть одна из нас.

– Да, миледи. У лорда и леди Бэйнтон будет отдельная комната.

– Что ж, отлично. Поскольку королева еще не прибыла из Хэмптон-Корта, распорядитесь, чтобы принесли наши вещи. Мы сможем пока устроиться… Но прошу дать нам знать, когда покажется королевская баржа. Мы должны быть на причале, чтобы приветствовать королеву.

– Разумеется, миледи, – кивнул дворецкий и вышел.

Кейт и Бесси решили, что у них будет одна камеристка на двоих. Это была кумушка в годах, по имени Мэвис. Они с Тилли понравились друг другу с первого взгляда. Очень скоро служанки весело болтали, распаковывая сундуки и раскладывая по местам одежду и прочие вещи, которые привезли с собой хозяйки. Им пришлась по душе крошечная комнатка с внушительных размеров кроватью, которую им предстояло делить по ночам. Просто роскошные апартаменты, решили они. В противоположном углу находился внушительных размеров камин, что обещало тепло, покуда в нем будет гореть огонь.

Пока горничные хлопотали, чтобы они все могли разместиться с удобством, три подруги вышли в сад. Бродя по тропинкам, девушки обнаружили поздние розы, еще не тронутые холодами, они цвели ярким пунцовым цветом возле обращенной на южную сторону стены. Женщины собрали эту нежную красоту, чтобы украсить гостиную королевы, поскольку понимали, как обрадуется Кэт этому знаку внимания!

Пришел дворецкий и сообщил, что вдали показалась баржа королевы. Девушки побежали на причал, чтобы встретить дорогую подругу.

– Интересно, в каком она настроении, – сказала Кейт.

Да, интересно, думала про себя Нисса. Она не знала, удивляться ей или радоваться, когда Кэтрин, едва ступив на берег, приветствовала их так, будто ничего страшного не случилось, будто не вынуждена она бороться за собственную жизнь. Она обняла их каждую по очереди и перецеловала, от души радуясь, что они приехали, чтобы быть с ней.

– Ты, Нисса, наверное, злишься на меня больше всех, – воскликнула Кэт, сияя своей обезоруживающей улыбкой. – Ведь ты надеялась, что проведешь праздник Богоявления дома, в своем обожаемом Риверс-Эдж.

– Я нисколько не расстроена, ваша светлость! Это большая честь для меня – быть вам полезной в час испытания, – ответила Нисса.

– Зато Генрих злится на меня, – продолжала королева, взяв Ниссу под руку и направляясь к дому. – Я написала ему такое прекрасное письмо! Но, разумеется, в конце концов он меня простит. А тем временем решил меня наказать, засадив в этот дом в глухом краю! Но, – продолжала она со смехом, – мы устроим себе самые веселые двенадцать рождественских дней, не так ли? Будем резвиться, как будто мы все еще дети. Никаких забот и никаких мужчин.

Нисса едва верила собственным ушам. Неужели Кэт не понимает, насколько серьезно ее положение? Похоже, что нет.

– Говорят, леди Рогфорд сошла с ума, – осторожно начала она.

– Я так рада, что избавилась от нее, – с жаром подхватила Кэт. – Вечно меня изводила! Она казалась мне милой, но в действительности была очень гадкой особой. Неудивительно, что она больше не выходила замуж. Она не может понравиться ни одному мужчине!

Они вошли в дом, и королева, едва успев оглядеться по сторонам, начала жаловаться:

– Но это никуда не годится! Нельзя же всерьез требовать от меня, чтобы я жила в такой грязной конуре! Ох, гадкий Генрих! Чертов скупердяй! – Развернувшись на каблуках, она накинулась на Эдварда Бэйнтона: – Милорд, вы должны написать королю и сказать, что мне здесь слишком тесно!

– Ваше величество, король считает, что обеспечил вас очень щедро, – сурово возразил Бэйнтон. – Я не могу писать ему жалоб.

– Ну и ладно. Я напишу ему сама.

– Может быть, мы не задержимся здесь надолго, – мягко заметила Нисса, пытаясь успокоить королеву. – Видите ли, ваше величество, за то время, пока вы напишете королю, да пока он все обдумает и ответит вам в письме, ваши обстоятельства, возможно, успеют измениться к лучшему.

– Вы нам очень помогли, – сказала позже леди Бэйнтон. – Вы умеете с ней обращаться. Примите мою благодарность, леди де Уинтер. Вопреки обстоятельствам, эта женщина по-прежнему пытается повелевать, и ей трудно угодить.

– Она очень боится, – сказала Нисса.

– А по виду не скажешь, – ответила добрая леди Бэйнтон.

– Конечно. Она скрывает свой страх. В конце концов, она ведь урожденная Говард.

Первым, кого допросил Тайный совет, был Генрих Мэнокс, лютнист из дома вдовствующей герцогини. Он охотно признался, что пытался соблазнить Кэтрин Говард, когда той не было и тринадцати.

– Для девочки столь нежного возраста она была слишком уж округлившаяся, – вспоминал он. – Клянусь, милорды, грудь у нее была, как у шестнадцатилетней.

– Познали ли вы ее в библейском смысле? – спросил герцог Саффолк. – Говорите правду! От этого зависит ваша жизнь, – предостерег он.

Мэнокс затряс головой.

– Я был первым мужчиной, который положил на нее глаз. А с неопытной девицей спешить нельзя, – заговорил он. – Все равно как взнуздать кобылу в первый раз. Я ее почти приручил, но она взяла и дала деру, переметнувшись к этому негодяю Дерему. Я только зря потратил силы и время, чертову Дерему досталась ее девичья честь! И все равно я бы не отказался ее попробовать даже после этого. Уж очень лакомый она была кусочек, эта Кэт.

Однажды я попытался избавиться от Дерема, чтобы она вернулась ко мне. Увы, ничего не вышло. Я посоветовал вдовствующей герцогине сделать вид, будто она отходит ко сну, а часом позже навестить в спальне госпожу Кэтрин Говард, ведь там ее ждало нечто весьма возмутительное.

– И она пошла? – раздраженно спросил герцог Норфолк.

– Нет, – ответил Мэнокс. – Отвесила мне оплеуху и сказала, что я смутьян и лишусь покровительства и места в ее доме, если не оставлю свои грязные и непристойные намеки. Что еще я мог сделать?

Сухие губы герцога Норфолка сложились в гримасу отвращения. Какую непростительную глупость совершила тогда мачеха!

Тайный совет начал обсуждение. Было решено, что Генрих Мэнокс не скажет больше ничего полезного, очевидно, в этом деле он фигура третьестепенная. К величайшей радости музыканта, его освободили из-под стражи и велели убираться. Он спешно покинул Лондон. Больше о Генрихе Мэноксе никто никогда не слышал.

Следующей перед Тайным советом предстала госпожа Кэтрин Тилни, которая находилась при королеве и до, и после ее возвышения. Она приходилась королеве дальней родней. Это была простая, не блещущая красотой молодая женщина, ничем особым не примечательная.