Но за ту женщину — стоило…

Какая была фемина, эх! Уж на что генерал подвизался больше по части драконов, а баб всю жизнь почитал деталью городского ансамбля, швыряющей в воздух чепчики при его виде; но тут бежать враз стало некуда. Тут тебе и аккуратные, до блеска отполированные известью клыки, и мышцы на зависть любому атлету, но тут же весь набор эксклюзивного женского обаяния, да такой, что челюсть сама до груди отвисает, голова пускается в путь по низкой орбите, а руки сами тянутся…

— …ты, крендель с сушеным виноградом! Очнись, олух! Ты — врежь ему в тыкву!

— Да вот еще! Это ж целый генерал!

— Что, в штаны навалил?

— Нет, но вот-вот навалю, если он лыбиться не перестанет…

Прекрасный образ распался клочьями тумана на грубых скалах косного мира. Генерал разочарованно ухнул, обнаружив на месте гения чистой красоты сразу две встревоженных физиономии — пыльную эльфину и взмокшую Хастредову.

— А я ничего, — буркнул генерал, упреждая язвительные расспросы. — Уж задуматься нельзя!

— Можно задуматься, — отрезала Тайанне. — Но тебе-то о чем?

— О вечном. Открыли? Дайте я туда…

Панк протолкнулся между сочувствующими. Эльфа пискнула, будучи сдвинута к стенке, генералу пришлось даже излавливать ее, дабы не врезалась со всего маху. Эх, а тоже ведь себя женщиной считает! Вот ту, настоящую женщину, без ее на то согласия с места было не сдвинуть, горящую избу на скаку остановит, да и разве под силу чахлой рыжей стервозе родить такого вот Хайна, с его ростом, силой, рыком, доспехом и хрюкачом? Нет уж, такими пускай эстеты вроде того грамотея увлекаются.

Вскрытый погреб зиял отверстой раной, но сыростью из него не несло. Хотя, генерал знал по опыту, в здешних краях земля за зиму промерзает на сотни футов, потом, к лету, понемногу оттаивает и начинает заливать внутренние полости высвобожденными водами. В свое время гоблины научились заговаривать стенки погребов на влагоустойчивость, но сомнительно, что гномы нашли бы умельца подновлять наговор. Особенно в городе, где даже пиво, имеющее для всякого гоблина несомненное преимущество перед всякими стенками, заклясть некому.

А еще в подвале что-то шурхнуло, и генерал рванулся в темноту, презрев логичную, в общем-то, мысль о могущих обретаться там крысах или иных прозаических причинах шума.

Лестница, в кои-то веки, оказалась прямолинейной, и генерал сбежал по ней, не сбавляя скорости, до самого низу. В подвале и правда сыростью даже не пахло, более того — пахнуть и не могло, ибо стены его оказались плотно выложены большими ровными плитами того же камня, какой пошел на обустройство и надземной части замка. Видать, обустраивали еще при возведении города, да еще с какой тщательностью! У стеночки покачивалась на петлях малозаметная дверца, видимо от того самого потайного хода, а паническое шлепание ног доносилось из уходящего далеко в темноту коридора.

— Стой, гном! — взревел генерал. — Догоню — хуже будет!

— Да неужели? — с иронией отчаяния выдохнула темнота, и Панк бросился на голос. Но везение окончилось: тяжело хлопнуло, залязгало, заскрежетало, и в конце маршрута генерал повстречался с точно такой дверью, какая до недавнего времени запирала вход в башню. Дверь оказалась рада — загудела так, что генерала от нее отшвырнуло чуть ли не через весь коридор.

— Ах ты гаденыш! — взвыл гоблин в непритворной ярости. — А ну, выходи на честный бой! Где это видано — по комнатам от смерти прятаться!

— Эх, генерал, от смерти порой прячутся и в менее комфортных помещениях, — просветил Хастред, появившийся на лестнице следом за начальством с топором наизготовку. — Что, утек гном? Так, честно говоря, и думал. С нашим везением только картошку копать, да и та, чего доброго, успеет на пальму перебраться.

— Ты туда! — генерал ткнул в соседний коридор (а всего их из подвала расходилось ровно четыре штуки, по одному в каждую сторону — один другого мрачнее и, что немаловажно, все не в нужную сторону). — Проверь, что там дальше! Нам никак нельзя гнома упустить, помяни мое слово! Следующий кто там? В другую сторону!

— Не дождешься, фельдмаршал! Я и так сегодня переработала.

— Теперь-то понимаешь, за что вас, эльфов, не любят во всем мире? Сбоите при каждом неудобном случае!

— Гм. Вообще-то, нас как раз любят во всем мире. А не любят вас, зеленошкурых, потому что вы вообще сволочи и бедных гномов лупите.

— Завидуют, — пояснил Зембус, отстраняя эльфийку с пути. — Кому же не хочется самому отлупить гнома! Куда, говоришь, сходить? Туда вроде ни к чему, там — отсюда чую — завал. А если в ту сторону, то…

За спиной генерала лязгнула закрытая гномом дверь, и Панк одним рывком к ней снова подобрался.

— Что, совесть заела или забоялся в темноте? Открывай, вражина!

Лязгание прекратилось.

— Если подумать, — донеслось из-за двери рассудительно, — То звучит это неприятно.

— Открывай, щучий сын!

— А это еще хуже. Вот не открою!

Генерал в ярости съездил кулаком по железу, облегающему деревянную основу двери, отбил руку. За плечом злорадно хихикнула эльфийка, но на нее размениваться генерал был уже не в состоянии: налитыми кровью глазами буравил темноту, прикидывая, не удастся ли пинком по рукояти загнать между досками меч или хотя бы кинжал.

— Ты, вообще, кто такой, чтоб распоряжаться? — уточнили из-за двери.

— Можно я? — эльфийка откровенно потешалась. — У него ужасная железная рубашка и большущий меч… Мускулы быка, характер кактуса и мозги вермишели… Ба, да это же сам генерал Панк!

— Еще у меня терпение мыльного пузыря! — рявкнул генерал свирепо, прикидывая, удастся ли проломить дверь эльфиной головой.

— И слух наковальни, — закончила Тайанне, протянула поверх генеральского плеча свою тоненькую лапку и звонко постучала костяшками пальцев по железу. — Открывай уже, или гном сбежит, и это будет на твоей совести.

— Как же я это выдержу? — хладнокровно озадачился собеседник. — Не слишком ли тяжкий груз для такой иллюзорной опоры? Ладно, уболтала, языкастая.

Щелкнул один запор, другой. Генерал ухватился было за рукоять меча, но эльфийка сердито хлопнула его по руке и, ткнув перстом в висок, энергично повращала. Генерал не понял, что это должно значить, но меч послушно выпустил. В конце концов, нету в природе такой птицы, которую разъяренный гоблин не рискнет взять в кулачки!

— А ты, анарал, реши наконец — ты город освобождаешь или гнома ловишь, — потребовал Чумп, скидывая с двери последний запор и предусмотрительно отступая в сторонку, так что генеральский кулак, увесистой шаровой молнией шмыгнувший между косяком и ребром приоткрывшейся двери, просвистел мимо, чуток разминувшись с его торсом. — Ага, я тоже рад тебя видеть. Просто ежели гнома, то это иначе надо было подходить к вопросу. На живца, монеток порассыпать, и из-за угла коварно…