Мы видели, насколько плачевным было положение подданных Рима и как они, должно быть, завидовали положению римского гражданина. И дело не только в задетом самолюбии, речь шла о куда более реальных и важных вещах. Человек, не являвшийся римским гражданином, не считался ни мужем, ни отцом; по закону он не мог быть ни собственником, ни наследником. Званию римского гражданина придавалось огромное значение; не имевший его оставался вне закона, и только тот, кто имел звание гражданина, входил в состав организованного общества. Вот почему это звание стало объектом самых горячих желаний. Латины, италийцы, греки, а позже испанцы и галлы стремились стать гражданами Рима – это был единственный способ получить права и приобрести хоть какой-то вес в обществе. Все эти народы, один за другим, примерно в том порядке, как они попадали под владычество Рима, начали добиваться того, чтобы войти в состав Римского государства, и после долгих усилий они добивались поставленной цели. Этот медленный процесс вступления в состав Римского государства был последним актом долгой истории преобразования социального строя древних народов. Для того чтобы изучить каждый этап этих преобразований, мы должны вернуться в IV век до н. э.

Лаций завоеван; из сорока маленьких народов, населявших его, Рим уничтожил половину. У некоторых отнял земли, других назвал союзниками. В 340 году союзники поняли, что этот союз причиняет им только вред, что они вынуждены во всем повиноваться, обречены ежегодно проливать свою кровь и тратить свои деньги исключительно ради выгоды Рима. Они создали коалицию; и их вождь Анний с такой речью выступил в сенате: «…Да будет у нас единый народ и единое государство; чтобы власть была сосредоточена в одном месте, а народы объединились общим именем, одной стороне придется здесь уступить. На благо тех и других да будет вашему отечеству оказано предпочтение, и все мы станем зваться «римляне»[213].

Так, в 340 году Анний высказал пожелание, которое постепенно высказывали все народы Римской империи, но осуществиться которому удалось только спустя пять с половиной столетий. Однако для того времени это требование показалось дерзким; римляне объявили его чудовищным и преступным. Оно действительно противоречило древней религии и древнему закону городов. Консул Манлий, «придя в страшный гнев, заявил прямо, что если отцы-сенаторы окончательно обезумели и готовы принять законы, предлагаемые каким-то сетинцем, то он препояшется мечом, так явится в сенат и собственной рукою убьет любого латина, которого завидит в курии. После чего, оборотясь к образу Юпитера, он воскликнул: «Слушай, Юпитер, все это непотребство! Слушайте и вы, боги и законы! Взятый в полон и униженный сам, Юпитер, узришь ты в священном храме твоем иноземных консулов и сенат иноземцев! О том ли, латины, римский царь Туллий заключал договор с альбанцами, вашими предками? А после о том ли Луций Тарквиний – с вами самими? Неужто вовсе позабыли вы битву при Регилльском озере? Позабыли старые свои поражения и благодеяния, вам оказанные?»[214]

Тем самым Манлий выразил то чувство отвращения, которое питали граждане к чужеземцам. Древний религиозный закон предписывал испытывать ненависть к чужеземцам, поскольку они ненавистны богам города. Латин, по мнению Манлия, не мог быть сенатором, поскольку местом собрания сената был храм, а римские боги не могли допустить присутствия чужеземца в своем святилище.

Началась война; побежденные латины были вынуждены сдаться; они отдали римлянам свои города, свои культы, свои законы и свои земли. И оказались в ужасном положении. Сенатор Камилл «доложил сенату о народах Лация и сказал так: «Отцы-сенаторы, все, чего следовало добиться в Лации войной и оружием, все это по милости богов и благодаря доблести воинов уже исполнено. Вражье войско разгромлено при Педе и Астуре, все латинские города и Антий во владениях вольсков, захваченные силой или сдавшиеся, находятся под охраной ваших отрядов. Осталось обсудить, каким способом навсегда заставить латинов блюсти мир и спокойствие, коль скоро снова и снова они тревожат нас своими мятежами. Бессмертные боги облекли вас такою властью, что от вашего решения зависит, быть ли впредь Лацию или не быть; а потому мир с латинами вы можете обеспечить себе либо жестокой расправой, либо милостивым прощением. Хотите быть жестоки к сдавшимся и побежденным? Тогда можно разорить весь Лаций, превратив в голую пустыню те края, откуда к нам являлось превосходное союзное войско, на которое и вы часто опирались во многих, причем крупных, войнах. Или вы хотите, по примеру предков, дать побежденным гражданство и тем умножить мощь Римского государства? Тогда перед вами сколько угодно способов с вящею славою дать возрасти нашему государству. Само собой разумеется, что власть, которой покоряются с радостью, более прочна. Но, какое бы решение вы ни вынесли, с ним нужно поспешить. Столько народов, колеблясь между страхом и надеждою, ждут вашего приговора, что и вам следует поскорее снять с себя эту заботу, а их, замерших в ожидании, наказать или облагодетельствовать. Наше дело дать вам возможность разрешить все по своему усмотрению, а ваше – выбрать наилучшее для вас и всего государства»[215].

Тит Ливий не дает ясного объяснения, что было сделано. По его словам, латинам предоставили права римского гражданства, без права голосования и заключения браков. Следует отметить, что новых граждан не внесли в списки. Понятно, что сенат обманул латинов, назвав их римскими гражданами. Они попали в полное подчинение, выполняя обязанности граждан, но не имея гражданских прав. Некоторые латинские города восстали, требуя забрать это мнимое гражданство.

Мы ясно видим, что спустя столетие, хотя Ливий ничего нам об этом не сообщает, политика, проводимая Римом, изменилась. Рим, ранее лишивший латинов избирательного права и права заключать браки, отнял у них звание граждан, или, точнее, положил конец этому обману, и решил восстановить структуру городов, вернуть латинам их законы и их магистратов.

Рим предпринял ловкий ход, приоткрыв дверь, точнее, узкую щелку, позволяющую подданным войти в состав Римского государства. Тот из латинов, кто в течение года занимал высшую должность в своем городе, становился римским гражданином[216].

На этот раз давалось полноценное право римского гражданства без каких-либо оговорок; оно включало в себя избирательное право, право занимать должность магистрата, право вноситься в список граждан, право заключать брак. Рим решился разделить с чужеземцами свою религию, управление, законы, но его милость распространялась не на всех жителей городов, а на отдельных личностей. Рим принял в свой круг только лучших из лучших, самых богатых, самых знатных людей Лация.