М. И. Иванов. «Портрет кн. Татьяны Васильевны Юсуповой». После 1841 г.? ГТГ. Исполнен по посмертной маске.

Люди умирали всегда, и во всякую эпоху отношение к смерти оставалось не самое хорошее. У каждого человека к «костлявой старухе» обыкновенно находится какая-нибудь претензия. Бедному жаль, что не успел скопить богатств, богатому — что не может взять нажитого с собою… Умирающих аристократически равнодушно немного… Одним из них был князь Николай Борисович Юсупов.

В Москве, где в 1-й половине 19-го столетия обитали преимущественно дворяне весьма средней руки. Юсупова не слишком любили — аристократизму и богатству завидовали, доброты не понимали, увлечение искусством почти не разделяли и уж, конечно, за глаза выливали на князя ведра грязи. Николай Борисович пользовался любовью и уважением лишь небольшого кружка просвещенных людей.

Еще Юсупова любила… крепостная дворня, люди, окружавшие его в повседневной жизни. Такая любовь представлялась делом редкостным. В те времена часто можно было слышать рассказы о том, как крепостные убивали своих мучителей-бар. Так, одного из дальних родственников князя из рода Нарышкиных пытались отравить камердинер, лакей и женщина-прислуга, с которой сиятельный барин прижил нескольких детей, — спас неожиданно явившийся врач. Отца Федора Михайловича Достоевского, простого врача московской Мариинской больницы, по слухам, упорно державшимся много десятилетий, убили собственные крепостные крестьяне из подмосковной деревеньки, где их тароватые потомки в наше время любезно устроили мемориальный музей великого писателя и теперь проводят в его честь всевозможные праздники и научные симпозиумы.

«Савелич» Литогр. Неизв. художника. Собрание члена Английского клуба Ф. Ф. Вигеля. Научная библиотека МГУ.

«Мой Юсупов умер», — горестно написал А. С. Пушкин в письме к П. А. Плетневу, получив известие о смерти князя. Этой единственной строчкой великий поэт показал подлинный смысл потери.

Кончина Николая Борисовича вызвала в городе большие пересуды. Ее не то чтобы ждали. Просто такое счастливое долголетие вельможи вызывало неудовольствие завистников. В Москве уже почти год свирепствовала эпидемия холеры, и за несколько месяцев до смерти Юсупова главный московский сплетник Александр Яковлевич Булгаков в письме к брату восклицал: «Как бы не сказали смерти, указывая на Юсупова: „Прикладывайся, пли!“»[307].

О. Ф. Леметр. С оригинала О. Кадоля. «Пресненские пруды». 1825. ГМП.

Смерть не замедлила приложиться, воспользовавшись «добрым советом». Умер Николай Борисович внезапно. Еще 9 июня 1831 года Булгаков делился впечатлениями с братом о традиционном летнем времяпрепровождении верхушки московского общества, и ничто не предрекало трагического конца. «Гулянье вчера на прудах было хорошо, но слишком уж тесно; у беседки такая была давка, что многие дамы кричали, досталось шляпкам их. Князь Юсупов велел дать Катеньке стул…»[308]. Речь идет о гулянье у Пресненских прудов.

Спустя месяц, 15 июля, Булгаков сообщал брату: «…Вейтбрехт пришел сказать, что встретил Догановского, который был у губернатора Небольсина, а этот ему сказал, что князь Н. Б. Юсупов в ночь скончался, и что губернатор отправил сейчас нарочного в Архангельское, чтобы там все запечатать. Сколько раз был болен и выздоравливал, а теперь вдруг умер, видно, ударом. Кто-то на его место? А следовало бы доброму Урусову… Бориньке привалит большое богатство, а ум будет все тот же, но нет! Того и гляди, что богатство и ума ему прибавит: 23 тысячи душ, фабрики, дворцы, дома, Архангельское, вещи, картины, бриллианты»[309].

Упомянутый в письме Догановский — это, скорее всего, известный карточный игрок, член Московского Английского клуба и завсегдатай его «адской» комнаты Василий Семенович Огонь-Догановский. Известна история большого проигрыша ему А. С. Пушкина. Характерно, что Булгакова, как истинного чиновника, интересует не смерть знакомого человека, князя Юсупова, а только кандидатура преемника на его должность.

На следующий день, 16 июля, Александр Яковлевич сообщает брату в Петербург обо всем более подробно. «Один теперь разговор в Москве, смерть Юсупова. Хотя старик и не пользовался тем уважением, которое бы подобало его летам, чину, знатности и богатству, но он оставил большую пустоту в городе нашем. Жизнь его, общество, привычки, все было странно. Кажется, что он предчувствовал свою кончину, недавно сказал Арсеньеву А. А.: ежели умру, скажи Бориньке, что воля моя (зачем не исполнить это тотчас?), чтобы дано было Себелеву (бедный дворянин, над которым князь всегда трунил) 5000 руб. и другим лицам разные награждения. В марте, сказывал мне Львов Дмитрий Михайлович, сделал он завещание, которое подписано было им, Львовым, и князем А. М. Урусовым. По словам иных, он умер холерою, а другие говорят, что ударом. Он выезжал 14-го числа, приехал здоров домой, ужинал, ел персики, вишни, лег спать. В два часа ночи зазвонил, живот болит, дайте…! Это повторилось раз семь. Люди испугались, послали за Рамихом. Приехал скоро, нашел, что князь не хорош; покуда писал рецепты, люди послали за попом. Больного стало тошнить и вырвало. Люди предложили священника.

— Пошлите за ним!

— Он уже здесь!

— Велите ему войти!

Исповедывался и причастился. Вскоре после того опять его рвало, но больной успокоился, велел посадить себя на креслы, посидел. Вдруг голова опустилась на грудь. Полагают, что это был первый удар; однако же он ее приподнял, но не говорил. Скоро после того опять голова опустилась; подошли, не стало уже старика. Люди в ужасном отчаянии: они у него блаженствовали, и для подчиненных это потеря большая. Он давал множеству бедных чиновников квартиру, дрова. Они пойдут по миру, ибо верно будет это все отрезано князем П. М. Волконским (министром Императорского Двора. — А. Б.).

Вчера, 15-го, в шесть утра не стало князя Николая Борисовича. Вся болезнь его продолжалась только четыре часа, в 7 часов вся его команда была уже около тела усопшего, и много было слез. Послали эстафету Бориньке. Куда денется славное это Архангельское, оранжереи, померанцы удивительные, Горенские растения, балет, его капелла и проч.? Девять одних подмосковных! Положат его в деревне по Троицкой дороге, где мать его лежит. У старика два сына побочных; один уже большой, был в службе и негодяй, говорят, второй маленький, от Колосовой танцовщицы, воспитывается в пансионе Кистера»[310].