Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да стойте же вы как следует! – сказала она вдруг. – Неужели удержаться не можете! Надо же так напиться!
«Кошмар! – подумал Д. – Срамотища! И впрямь налакался, как свинья!» Он переместился в сторону. Теперь рядом с ним сидел солидный мужчина с круглым свежевыбритым лицом и толстыми усами, закрывавшими верхнюю губу. Он глядел в окно и делал вид, что не замечает Д. совершенно. Через некоторое время он повернул голову и пронзил Д. гневным взглядом.
– Простите, гражданин, но от вас несёт, как из помойки! Просто мочи нет! Вы не могли бы дышать куда-нибудь вбок?
Водитель объявил остановку, и Д. поспешно вышел. На свежем воздухе голова не так кружилась, и тошнота стала проходить. Однако по-прежнему покачивало. Д. прибавил шагу, и качка уменьшилась. «Как на велосипеде, – подумал Д., – чем быстрее двигаешься, тем лучше». Но тут он снова споткнулся, на сей раз о торчавшую из асфальта крышку канализационного люка. «Нет, – подумал Д., – нестись сломя голову небезопасно. Видимо, следует идти с оптимальной скоростью, не очень быстро и не очень медленно».
Комментарий
Этот день и на самом деле получился едва ли не самым худшим в жизни нашего Д. Такой проклятый день случается в жизни у каждого. И если у кого-то его ещё не было, то непременно будет. Надо быть к нему готовым. Действительно, силы зла за что-то ополчились на беднягу Д., и всё покатилось кувырком. Он разочаровался в деле, на которое возлагал великие надежды. Он потерял любимое существо. Его предала любимая женщина. С ним подло поступили люди, которым он не сделал ничего дурного. В довершение ко всему он непотребно, вульгарно, отвратительно напился. И то, что он напился с горя, его не оправдывало. Ещё неизвестно, как закончится для него этот ужасный день. Будем надеяться, что он не угодит в милицию и благополучно доберётся домой. Будем уповать на лучшее.
«Надо на чём-то сосредоточиться и не думать о том, что я зверски пьян», – решил Д. И он стал считать свои шаги. Досчитав до шестидесяти семи, Д. заметил дворничиху, подметавшую тротуар, и остановился перед нею. Дворничиха была довольно молодая, довольно модно одетая, и даже губы у неё были накрашены. «Какие нынче дворничихи пошли!» – подумал Д. с умилением.
– Вам чего надо? – спросила дворничиха.
– Мне требуется утешение, – ответил Д. – Меня только что обидели, оскорбили, обманули самым подлым образом.
– А я-то тут при чём? – удивилась дворничиха.
– Вы, конечно, ни при чём, но вы живой человек.
– Конечно, живой, – согласилась дворничиха. – Не померла ещё.
– А если вы живая, у вас должно возникнуть чувство сострадания при виде мучений другого живого человека, в частности, при виде меня.
– А чего вы страдаете-то? С виду не мученик. Правда, тёпленький слегка. Так это вы с горя и выпили?
– Да, с горя.
– Помер, что ли, у вас кто?
– Да. Меня навеки покинуло любимое, очень красивое существо.
– Женщина, что ли?
– В общем, да, женщина.
– Жена, наверное?
– Нет, не жена.
– Прихехешка?
– Нет, не прихехешка.
– Неужели дочка?
– Нет, и не дочка.
– Так кто же тогда?
– Рыбка.
– Слушай, ты, мученик, я тебя сейчас в милицию сдам! Рыбка! Вали отсюда!
Прислонив метёлку к стене, дворничиха стала шарить рукою в кармане фартука. Видимо, она искала свисток.
– Простите, что я вас побеспокоил! – сказал Д. и потащился дальше, продолжая усердно считать шаги.
Шестьдесят восемь. Шестьдесят девять. Семьдесят. Семьдесят один…
Когда счёт был двести тридцать три, Д. увидел на стене небольшую дощечку с надписью:
ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЁН
Рядом были закрытые глухие железные ворота.
«Я не посторонний! – подумал Д. – Я очень даже свой! Я имею право проходить где угодно!» И он надавил локтём на створку ворот. Створка скрипнула, поддалась, приоткрылась. Д. вошёл в небольшой, скудно освещённый неуютный двор. В углу двора уже знакомая ему дворничиха сметала мусор в широкий железный совок.
– Это опять ты, страдалец? – изумилась дворничиха, и рука её полезла в карман за свистком.
Д. повернулся и бросился к воротам. Дворничиха свистела ему вслед.
«Что за чертовщина! – недоумевал Д. – Всюду эта противная баба! От неё не отвязаться!»
Отдышавшись и успокоившись, Д. снова побрёл по улице, теперь уже почти не шатаясь. Можно было уже и не считать шаги, но Д. понравилось это занятие.
Триста тридцать четыре. Триста тридцать пять. Триста тридцать шесть…
Когда он добрался до четырёхсот одиннадцати, что-то шлёпнуло его по затылку. Д. поглядел себе под ноги и увидел на асфальте кружевной розовый женский лифчик. «“Ни фига себе!” – сказал бы Гоша» – подумал изумлённый Д. Повертев лифчик в руках, Д. машинально сунул его в карман и отправился дальше.
Четыреста двенадцать, четыреста тринадцать, четыреста четырнадцать…
Кто-то крепко схватил Д. за локоть. Он обернулся. Перед ним стояла миловидная, но очень растрёпанная женщина лет сорока, придерживая рукой полу коротенького голубого халатика. Она была в тапочках. Ноги у неё были голые.
– Отдайте мой лифчик! Зачем он вам?
– Так это ваш?
– Да, это мой!
– А зачем вы выбрасываете свои лифчики из окна?
– Это моё дело! Хочу и выбрасываю!
– А почему вы не выбрасываете трусики?
– Ну, знаете ли, это уже хамство! Немедленно отдайте!
Женщина вцепилась в кончик лифчика, торчавший у Д. из кармана, и потянула его к себе. Всё ещё изрядно пьяный, Д. схватил женщину за руку.
– Куда вы так торопитесь? Всё-таки скажите, почему вы швырнули его в окно? Меня это страшно заинтриговало. Ещё ни разу в жизни столь пикантный предмет женского туалета не падал мне на голову. Кажется, это неспроста. В этом есть нечто символическое.
– Хватит мне зубы заговаривать! – крикнула женщина и дёрнула лифчик изо всей силы.
– Да не спешите вы! – спокойно произнёс Д. – Отдам я сейчас ваш бесценный бюстгальтер. Только признайтесь, как вы относитесь к эсхатологии, то есть к проблеме светопреставления?
– Идиот! – сказала женщина. – Милиция! Милиция! – заорала она тут же.
Откуда ни возьмись, появилась всё та же мерзкая дворничиха.
– Ага! Это снова ты! – воскликнула она радостно. – Ну теперь ты у меня попался, хулиган!
И она опять очень громко засвистела в свой свисток.