* * *

Джикс сразу понял, что события приняли плохой оборот, когда увидел плывущий над головой «Гинденбург» с открытым трапом, с которого в этот момент свалился какой-то воин. Юноша-ягуар окинул взглядом своё невеликое войско. Это с ним он собирается воевать против Мэри Хайтауэр?! На дирижабле находилось несколько тысяч солдат, но что толку в этих тысячах, если они все вне досягаемости!

Детишки Мэри выползали из укрытий, и их было огромное множество — гораздо больше, чем воинов у Джикса. Похоже, Мэрины подопечные тоже сообразили это, потому что страха на их лицах больше не было. Даже наоборот: они медленно брали войско Джикса в кольцо.

* * *

Джонни-О так и не удалось добраться до выхода из дирижабля. То есть, он почти дошёл, но тут на его пути встало препятствие. Статуя короля. Джонни припомнил тот момент, когда они с Чарли пролетали над Тринити в первый раз, много месяцев назад. Тогда весь корабль наполнился искрами и безмолвными молниями. Сейчас же все электрические разряды, кажется, сосредоточились вокруг статуи, образуя чудесные световые узоры. Во всяком случае, Джонни-О они казались чудесными. Он был заворожён, не мог отвести от них глаз. Другие воины прижимались к стенкам, обходя статую на своём пути к трапу, а Джонни всё стоял около неё и никак не мог налюбоваться.

В его голове проснулась старая мысль: «Наверно, в этом есть какой-то смысл, правда, Чарли? Ну, то, что я не совсем такой свихнутый придурок, как ты?» Хотя Джонни-О по-прежнему не знал, в чём же смысл, он чувствовал, что его судьба каким-то образом связана с этой статуей.

Он до того погрузился в свои думы, что не заметил, как корабль оторвался от земли. И только услышав у себя за спиной голосок, одновременно командный и плаксивый, Джонни-О вышел из транса.

— Ты чего уставился на эту статую? — сказал голосок.

Джонни обернулся и увидел... короля? Нет, это был не король, это был Вари в королевских одеждах.

— Не твоё дело, пацан, — рявкнул Джонни-О. — Пошёл вон!

Но Вари сделал шаг вперёд, подтянувшись, — он старался выглядеть повыше ростом.

— Я теперь твой король. Всякий, кто выкажет мне неуважение, будет брошен в Шибалбу! — Затем Вари взглянул на статую. — Когда мы вернёмся в Город Душ, в кузнице мы найдём ведро с монетами и приделаем статуе новое лицо. Моё. — Он помолчал, давая прочувствовать величие этого мгновения, и добавил: — В качестве наказания за проявленное неуважение, этим займёшься ты, причём голыми руками. Представляю себе, как эти лапищи погружаются в расплавленный металл!

У Джонни-О в мозгу словно искра проскочила. Сверкающая статуя больше не казалась ему прекрасной; даже наоборот — вызывала отвращение.

— Знаешь что? У меня есть идея получше! — С этими словами он обхватил руками обсидиановый пьедестал и повалил его вместе со статуей.

— Эй! Ты что делаешь?!

Джонни пнул статую, и та сползла в раскрытый люк трапа.

— Прекрати! Я приказываю тебе немедленно прекратить!

— Ах, извините. Я не принимаю приказов от всяких сопливых мерзавцев!

Статуя наполовину лежала внутри корабля, наполовину свешивалась в лестничный пролёт — она упиралась в распорку трапа. «Гинденбург» уже преодолел половину мёртвого пятна и продолжал набирать высоту. До земли было далековато.

— Не смей! — завопил Вари.

— Да что ты? И как же ты мне помешаешь? — Джонни пнул пьедестал, статуя высвободилась и загрохотала по ступеням.

— Нет! — Вари дёрнулся спасать шедевр, но Джонни-О выставил ногу, Вари споткнулся и свалился прямо на статую.

— Не-е-е-ет!

И в ту же секунду Вари исчез в сверкании радуг, ушёл туда, куда уходят все — хотелось ему этого или не хотелось. Статуя, на которую он так грубо приземлился, соскользнула с трапа и полетела к мёртвому пятну внизу.

— Ха! — высказался Джонни-О. — Будет знать, поганец! Шибалбу ему, видите ли, захотелось! А задницу надрать — как насчёт этого?

После этого Джонни, весело распевая марш морской пехоты «Поднять якоря!», вернулся внутрь дирижабля и уселся, прислонившись спиной к стенке лестничного колодца. Он сознавал: в эти последние минуты что-то для него изменилось, потому что больше он ничего не хотел, кроме как сидеть здесь и распевать во всё горло.

* * *

Кларенс прикрыл свой мёртвый глаз, но плотно заткнуть мёртвое ухо у него не получалось — он продолжал слышать всё, что происходило в Междумире. Старик то и дело налетал обожжёнными частями своего тела на разные невидимые предметы, отчего дорога к джипу становилась настоящим испытанием. Мёртвым ухом он слышал, как мёртвые дети зовут друг друга, слышал приказы, отдаваемые на неизвестном языке, слышал звуки сражения и гул моторов над головой. А затем рядом с ним раздался тяжёлый удар.

Всё ещё плавающий в тумане Кларенс начал что-то соображать. Он вспомнил, что призрачата — не порождение его больной фантазии, они существуют на самом деле. Идёт невидимая война, и он, Кларенс, — участник этой войны. Он припомнил парня с лицом кота. Как его... Джикс. Джикс сказал ему, что у него, старого пожарного, есть своя роль, своя цель. Вот только кругом царила такая вакханалия звуков, что вычленить в этом хаосе какую-то цель было просто невозможно. До джипа было ещё далеко, кругом всё гремело и грохотало, и Кларенс не смог удержаться — он приоткрыл мёртвый глаз. В то же мгновение голая пустыня перестала быть голой пустыней. Однако то, что предстало зрению старого героя, было лишено всякого смысла, потому что видел он в точности то же самое, что и до того, как закрыл глаз.

Спортивный приз и шейкер для мартини.

Только на этот раз оба предмета выросли до огромных размеров. Кларенс подошёл к странным штуковинам поближе. Выяснилось, что приз — вовсе и не приз, а громадная статуя, и по ней бегут разноцветные электрические разряды. Другой предмет тоже оказался не совсем шейкером. То есть по форме он напоминал шейкер, но сработан был из гораздо более крепкого металла, к тому же не серебристого, а тускло-зелёного, и с него свисали какие-то провода. Да и стоял он почему-то на остром конце, вниз головой. При более внимательном рассмотрении оказалось, что он вовсе и не стоял, а висел в миллиметре над землёй.

Чего-то в этой картине не хватало. А, ну да! Между кубком и шейкером должна лежать игральная карта!

И вот тогда всё, что вылетело из головы старого пожарного, вернулось обратно. Он вспомнил, где находится. Он вспомнил, что это за зелёная штуковина — он видел фотографии, когда был мальчишкой. И теперь, приблизившись к самому центру мёртвого пятна, к самому сердцу междуворота, старик понял: Джикс был полностью и целиком прав! У него, Кларенса, есть цель! В его жуткой внешности, в причине, по которой он был вынужден мучиться и влачить эту жалкую полужизнь, крылся глубокий смысл. Потому что сегодня ему предстоит совершить то, что может совершить только он — человек, противоестественно существующий в обоих мирах. С того самого дня, когда его плоть была обожжена и он получил возможность видеть и слышать Междумир, все его мысли, все его высказывания были неполными, незавершёнными. Он сам был неполон и незавершён. Но сегодня в этом необычайном месте, в это самое мгновение он находился на волоске от завершённости, не хватало лишь одной детали — игральной карты. Впрочем, не в ней дело, она — лишь символ, знак, потому что настоящим одноглазым валетом являлся он сам, и это он должен быть помещён между двумя сущностями — между «здесь» и «потом».