С этих пор знаменитому, а прежде только известному адмиралу было шестьдесят два года, когда он принял командование. После этого он завоевал неувядаемую славу. Когда началась война, этот человек, обладавший необыкновенной отвагой и профессиональным мастерством, но также экстравагантными, если не необычными привычками, задержался во Франции на чужбине из-за денежных затруднений. Похвальба в том, что он мог бы разделаться с французским флотом, если бы обстоятельства позволили ему вернуться в Англию, побудила французского дворянина, услышавшего ее, взять на себя его долги, руководствуясь чувствами, в которых уравновешивалось рыцарство с национальным самолюбием. По возвращении на родину Роднею предоставили командную должность, и он отбыл в январе 1780 года во главе эскадры из 20 линейных кораблей на помощь Гибралтару, тогда находившемуся в тесной блокаде. Близ Кадиса Родней, чья удачливость вошла в поговорку, встретился с испанской эскадрой из 12 линейных кораблей. Она неуклюже маневрировала в одном месте, пока не лишилась возможности бегства[131]. Подав сигнал к общей погоне и перекрыв противнику возможность уйти под ветер между англичанами и портом, Родней, несмотря на ночную тьму и шторм, сумел взорвать один и пленить 6 кораблей. Поспешив продолжить путь, он освободил Гибралтар от блокады, снабдив крепость всем необходимым, и затем, оставив в нем трофеи и большую часть кораблей своей эскадры, отправился на свою базу.

Несмотря на личную отвагу и профессиональное мастерство, которое в тактическом отношении опережало его английских современников, Родней, как главнокомандующий, принадлежит скорее к когорте последователей осторожной и сдержанной тактики французов, чем к подражателям импульсивного, необузданного Нельсона. Как в Турвиле отразилась яростная битва ХУЛ века, лишающая противника возможности перейти к формальной, искусственной (можно сказать, мелочной) и парадной тактике ХУ111 столетия, так в Роднее мы видим переход от церемониальных поединков к сражению, которое, будучи искусным по замыслу, направлено на серьезные результаты. Ведь было бы несправедливо в отношении Роднея навязывать сравнение его с французскими адмиралами того времени. Профессиональное мастерство Роднея, которое де Гишен признал сразу после того, как они впервые сошлись в бою, имело целью нанесение ущерба врагу, а не удовлетворение личного тщеславия. Какие бы приятные сюрпризы ни преподносила попутно английскому адмиралу судьба, целью, которую он всегда держал в поле зрения, оставался французский флот – организованная военная сила противника в море. И в день, когда фортуна покинула де Гишена, пренебрегшего ее благоволением, когда победитель Корнуоллиса не смог атаковать Роднея, находившегося в невыгодном положении, – последний одержал победу. Она освободила Англию от всех тревог и одним ударом вернула ей все те острова (кроме Тобаго), которые осторожная тактика соперников приобрела на некоторое время.

Впервые де Гишен и Родней встретились в бою 17 апреля 1780 года, через три недели после прибытия англичанина к новому месту службы. Французская эскадра лавировала в проливе между Мартиникой и Доминикой, когда с юго– востока показался противник. День ушел на маневры с целью выбраться в наветренную позицию, что удалось Роднею. Обе эскадры находились теперь под ветром островов (план 11)[132]. И та и другая эскадра шли правым галсом, курсом на север, французы на подветренном крамболе у англичан. Родней, форсировавший паруса, сигнализировал эскадре, что намерен атаковать арьергард и центр неприятеля всеми наличными силами. Когда он достиг удобной для английских кораблей позиции, то приказал им спуститься на 8 румбов (90 градусов) всем вместе (А, А). Де Гишен, заметив угрозу для арьергарда, сделал поворот всей своей эскадры через фордевинд и спустился ей на помощь. Родней, увидев, что его маневр не удался, снова выбрался к ветру на один галс с противником, после чего обе эскадры пошли курсом на северо-восток[133]. Позднее он снова подал сигнал к бою, за которым через час, как раз в полдень, последовал приказ (цитата из его собственной депеши) «каждому кораблю спуститься и двигаться в направлении противостоящего корабля неприятельской линии». Приказ, напоминающий старое правило боя корабль на корабль, в трактовке Роднея означал, что атакуется корабль противника, противостоявший атакующему кораблю в данный момент, а не по порядковому номеру в строю. Вот его собственные слова: «В косвенном направлении, чтобы мои головные корабли могли атаковать головные корабли центра противника и чтобы английская эскадра могла быть атакована лишь двумя третями кораблей противника» (Б, Б). Затруднения и недопонимание, последовавшие затем, проистекали, видимо, главным образом из несовершенства сигнальной книги. Вместо того чтобы совершить маневр, нужный адмиралу, головные корабли (а) поставили паруса так, чтобы достичь положения на траверзе противостоящих кораблей одинакового порядкового номера линии противника. Потом Родней отмечал, что во время второго спуска французская эскадра имела весьма растянутую линию баталии и, если бы его приказы были исполнены, неприятельский центр и арьергард были бы выведены из боя до подхода авангарда.

Видимо, имеются все основания полагать, что намерения Роднея на всем протяжении сражения заключались в том, чтобы поставить французов между двух огней, как он и утверждал. Неудачу обусловили сигнальная книга и слабая тактическая подготовка кораблей эскадры, за которую адмирал, недавно принявший командование, не нес ответственности. Но и де Гишену настолько явно бросалось в глаза скверное положение его собственной эскадры, что он воскликнул (когда английская эскадра атаковала в первый раз), что у него пропало шесть или семь кораблей. Он сообщил в письме Роднею, что если бы английские корабли последовали сигналам своего адмирала, то ему (де Гишену) пришлось бы стать его пленником[134]. Более убедительное доказательство осознания де Гишеном грозности своего противника обнаруживается в том, что в последующих сражениях с Роднеем он не заботился о подветренной позиции. После того как его тщательно продуманные планы не осуществились, Родней показал, что обладал, помимо них, еще несгибаемой волей мужественного воина. Вступив в бой с неприятельским кораблем, он обстреливал его до тех пор, пока тот не остался без фок-мачты и грот-рея, причем с такими повреждениями корпуса, что едва держался на плаву.