Фернандез захватил с собой гитару – ну конечно же, простонал Гуммус-лугиль – и с удовольствием играл и пел по вечерам. Аласву доставал маленькую четырехструнную арфу с резонатором, заставлявшим ноты вибрировать, и присоединялся к Фернандезу. Было забавно слушать, как Аласву терзает «Кукарачу» или Фернандез пытается играть на рорванский манер. Гуммус-лугиль взял шахматы; Силиш быстро освоил игру и стал ему достойным соперником. Это было мирное, дружеское путешествие.

Но мрачное ощущение бессмысленности терзало Лоренцена. Иногда он жалел, что вообще отправился в экспедицию, хотел вернуться на Луну, к своим инструментам и фотографическим пластинкам. Да, они нашли новую расу, новую цивилизацию, но что с того человеку?

– Нам не нужны новые ксенологические данные, – сказал он Торнтону. – Нам нужна планета.

Марсианин вскинул брови.

– Вы действительно считаете, что эмиграция решит демографическую проблему? – спросил он. – Таким способом можно избавиться лишь от нескольких миллионов человек. Скажем, от ста миллионов за пятьдесят лет непрерывного челночного сообщения – которое кто-то должен будет финансировать. За это время родится больше людей, чем уедет.

– Я знаю, – ответил Лоренцен. – Я уже обдумывал все эти аргументы. Это нечто большее, нечто психологическое. Просто знание, что существует фронтир, что загнанный в угол человек еще может начать все с чистого листа, что у любого простолюдина есть шанс стать своим собственным хозяином, – все это будет иметь огромное значение для Солнечной системы. Это ослабит нездоровое напряжение в обществе, изменит сам подход человека, обратит его вовне.

– Сомневаюсь. Не забывайте, что самые жестокие войны в истории произошли во время открытия Америк и заселения новых планет.

– Сейчас все иначе. Человечество устало от войны. Но ему нужно найти что-то новое, что-то большее, чем оно само.

– Ему нужно найти Бога, – весьма холодно сообщил Торнтон. – Последние два столетия показали, как Господь карает тех, кто забывает о Нем. Им не спастись на звездах.

Лоренцен покраснел.

– Не понимаю, почему вы, люди, всегда смущаетесь, когда я говорю о религии, – сказал Торнтон. – Я готов обсуждать ее с логической точки зрения, как и любой другой предмет.

– Мы никогда не придем к согласию, – пробормотал Лоренцен. – Это пустая трата времени.

– Вы хотите сказать, что никогда не станете меня слушать. Что ж… – Торнтон пожал плечами. – Я не особо верю во все эти колониальные схемы, но интересно посмотреть, что получится.

– Я полагаю… полагаю, что бы ни случилось, в-в-ваши марсианские дома не пострадают! – выпалил Лоренцен.

– Отнюдь. Совершенно не обязательно. Господь может счесть необходимым наказать и нас. Но мы выживем. Мы умеем выживать.

Лоренцен был вынужден признать, что он прав. Соглашались вы с пуританами или нет, они действительно трудились и сражались за свою мечту, как настоящие герои. Это они покорили мрачную, бесплодную, старую планету, на которую спаслись бегством, и заставили ее расцвести; это их распевающие псалмы танковые батальоны сокрушили Империю Монгку и заставили Венеру прекратить боевые действия. Верующие – были то христиане, сионисты, коммунисты или приверженцы любой из сотен других религий – обладали жизненной силой, которая сотрясала историю. Жаль, что разумным людям такая целеустремленность не свойственна. Но в противном случае они не были бы разумными.

Он посмотрел на стремительно шагавшие серые фигуры рорванов. Какие мечты крылись в этих нечеловеческих черепах? Ради чего они готовы были порабощать, убивать, обманывать и умирать?

Глава 10

Мигель Фернандез родился в Уругвае, провинции Латинской Америки. Его семья была старой и богатой, и, в отличие от многих, ему всегда хватало пищи. А еще у него были книги, музыка, театры, лодки, лошади; он играл в поло за свой континент на мировых матчах и переплыл на ялике Атлантический океан. Он провел хорошую стратиграфическую работу на Луне и Венере, смеялся со многими друзьями, любил многих женщин и с песней отправился к звездам.

Он погиб на Троаде.

Все произошло с жестокой стремительностью. После двух недель в открытой прерии местность начала постепенно подниматься к размытым синим силуэтам гор, видневшимся на горизонте. Это был край высоких жестких трав, густых древесных рощ и стремительных холодных рек; постоянно дул ветер, в небесах хлопали крылья. Продвижение немного замедлилось – рорваны описывали круги в поисках самых пологих склонов, – но им по-прежнему удавалось преодолевать по тридцать километров в день. Эвери сообщил, что спросил, долго ли еще идти, но не понял ответ, оказавшийся слишком подробным.

Отряд вытянулся длинной цепочкой, перебираясь через скатившиеся валуны. Вокруг бурлила жизнь, тетраптерии вылетали из укрытия в мелькании всех четырех крыльев, мелкие животные кидались врассыпную, далекое стадо рогатых рептилий остановилось, чтобы изучить путешественников немигающими глазами. Лоренцен шел одним из первых, рядом с Аласву, показывая на новые предметы и пытаясь расширить свой рорванский словарный запас. Он увидел маленькое ярко окрашенное животное, которое лежало на камне, греясь на солнце, словно ящерица-переросток, и показал на него.

– Воланзу, – сказал рорван.

Попрактиковавшись, Лоренцен начал различать отдельные фонемы; раньше они все звучали для него одинаково.

– Нет. – Астроному казалось странным, что Эвери до сих пор не знал слов, обозначавших «да» и «нет»; быть может, в этом языке их не было. Но… – Нет, – сказал он по-английски, – я знаю это слово, оно значит «камень». Я имею в виду ящерицу.

Он подошел к животному и показал на него. Оно выгнуло спину и зашипело. Переливчатая чешуя сияла, как драгоценности, на двойном солнце.

Аласву помедлил.

– Шинарран, – наконец произнес он, присмотревшись.

Лоренцен на ходу записал это в свою записную книжку.

Минуту спустя он услышал крик Фернандеза.

Лоренцен стремительно обернулся. Геолог падал, к его штанине прицепилась ящерица.

– Какого черта…

Лоренцен побежал назад, поскользнулся на камне, а поднявшись, увидел, как Торнтон хватает ящерицу за шею, бросает на землю и разбивает ей голову каблуком.

Потом они все собрались вокруг Фернандеза. Тот смотрел на них полными боли глазами.

– Hace frío[17]…

Торнтон разрезал его штанину, и стали видны следы клыков, кожа вокруг которых стала пурпурной.

– Яд… Дайте аптечку! – Марсианин почти кричал.

– Вот…

Эвери мягко отодвинул его и опустился на колени рядом с Фернандезом. Будучи психменом, он неплохо разбирался в медицине. Мелькнул нож, разрезая плоть.