— Никогда не понимал людей, которые бегают забавы ради, — произнёс голос позади меня.

Я выпрямилась и обнаружила Нокса со спортивной сумкой на плече.

— Ты чего не спишь так рано? — спросила я, всё ещё пыхтя.

— Подбросил Уэй до школы. Забрал вчерашнюю выручку и подумал, что после банка заеду в спортзал.

— Не спится? — предположила я.

— Глаз не сомкнул, бл*дь.

— Свадьба или Хьюго? — спросила я, снимая налобную повязку и подолом футболки вытирая лицо.

— Нахер Хьюго. Этот придурок окажется или за решёткой, или в могиле.

— Значит, свадьба.

Он провёл ладонью по волосам.

— Она будет моей. Официально. Я всё жду, когда она образумится.

— Ты боишься, — удивлённо произнесла я.

— Да, бл*дь. Я боюсь. Я трясусь как проклятый осиновый листочек. Мне нужно привязать её к себе, пока она не осознала, что может найти кого-нибудь намного лучше.

— Не может, — сказала я. — Никто в этом мире не сможет любить её сильнее, чем ты. И я не говорю, что её невозможно любить. Я говорю, что ты любишь её настолько сильно.

— Да, — хрипло сказал он.

— И она тоже любит тебя настолько сильно.

Его губы изогнулись.

— Правда, да?

Я кивнула.

Нокс закинул свою спортивную сумку в кузов грузовика, а я прислонилась к бамперу.

— Скажи мне, что оно того стоит, — выпалила я.

— Что чего стоит?

— Впустить кого-то. Подпустить кого-то так близко, что он мог бы уничтожить тебя, если бы захотел.

— Возможно, я прозвучу как чёртова открытка, но это стоит всего на свете, — прохрипел он.

По моей быстро остывающей коже поползли мурашки.

— Я не шучу. То, что у меня было, в сравнении с тем, что у меня есть сейчас? — он покачал головой. — Это не идёт ни в какое сравнение.

— В смысле?

— Не знаю, как это объяснить. Я лишь знаю, что нет ничего дерзкого или храброго в том, чтобы всю жизнь прятаться за стенами. Настоящая хорошая херня начинается, когда эти кирпичи рушатся, и ты приглашаешь кого-то внутрь. Если ты не напугана до усрачки, то ты делаешь что-то неправильно.

— Но что, если мне нравятся стены? — спросила я, пиная камушек носком кроссовка.

— Не нравятся.

— Практически уверена, что нравятся.

Он покачал головой.

— Если бы тебе так нравились стены, ты бы сейчас не боялась до усрачки.

Я закатила глаза.

— Так как это работает? Я просто должна вываливать всем свои самые глубинные и тёмные секреты, самые уродливые части меня и надеяться, что всё не пойдёт псу под хвост?

Он наградил меня усмешкой плохого мальчика.

— Не будь идиоткой. Всех впускать не надо. Только тех, кто важен. Кому ты хочешь доверять. Тех, от кого ты хочешь, чтобы они впустили тебя. Это дерьмо с уязвимостью подобно доверию. Его надо заслужить.

Я гадала, может, поэтому я раньше не умела быть членом команды. Я никому не доверяла прикрыть мне спину и не давала им причин доверить мне свои спины.

— Думаю, отношения с Наоми увеличили твою дневную норму слов в четыре раза, — поддразнила я.

— Отношения с Наоми заставили меня понять, каким несчастным я был раньше. Всё, чего я якобы хотел — это были мои попытки защитить себя от настоящей жизни. Например, отталкивание людей, — выразительно произнёс он.

Я посмотрела на свою обувь и позволила его словам отражаться эхом в моей голове. Хотела ли я продолжать жить так же, как и всегда? Или я готова к большему? Готова ли я перестать отталкивать?

Я шумно выдохнула.

— Я очень горжусь тобой, Нокс.

— Да, да, — проворчал он. — А теперь перестань спрашивать меня о дерьме с отношениями, бл*дь.

Я пихнула его своим плечом.

— Из тебя получится отличный муж и папа. Ворчливый и сквернословящий, но отличный.

Он хмыкнул, и я двинулась к входу в здание.

— Лина?

Я обернулась.

— Да?

— Я никогда не видел его таким с другими женщинами. Он настроен серьёзно и надеется, что и ты тоже.

Мне хотелось улыбнуться и в то же время блевануть. Для подстраховки я снова согнулась в талии.

Нокс усмехнулся.

— Видишь? Напугана до усрачки. Хотя бы так ты знаешь, что делаешь всё правильно.

Я показала ему дружеский средний палец.

* * *

У меня был целый день, чтобы обдумывать это в своих мыслях. К послеобеденному времени меня так затошнило от своих мыслей, что я пошла в продуктовый магазин и купила ингредиенты для сэндвичей с индейкой.

Сэндвичи не считались за приготовление ужина, успокаивала я себя.

Вернувшись в квартиру Нэша, я полила свой комнатный цветок, проверила рабочую почту и (после короткого поиска в интернете) умудрилась приготовить бекон в духовке, не превратив его в уголь.

Я собрала два сэндвича с такой аккуратностью, будто это было произведение искусства, затем села и уставилась на часы. Нэш должен вернуться домой почти через час. Я серьёзно просчиталась со временем приготовления еды.

Повинуясь импульсу, я достала телефон и позвонила маме.

— Ну, это приятный сюрприз, — сказала мама, появляясь на экране. Чистая радость на её лице из-за того, что я спонтанно позвонила ей, ощущалась как миллион крохотных дротиков вины, впившихся в мою кожу.

Я прислонила телефон к банке с собачьими лакомствами, которую Нэш держал на столешнице кухонного шкафчика.

— Привет, мам.

— Что случилось? Ты выглядишь… Погоди. Ты выглядишь счастливой.

— Да?

— Ты светишься. Или это фильтр?

— Никаких фильтр. На самом деле… я встречаюсь кое с кем, — сказала я.

Моя мама на экране не шевелила ни единой мышцей.

— Мам? Сигнал прервался? Ты как будто застыла.

Она подалась ближе.

— Я не застыла. Я просто стараюсь не спугнуть тебя резкими движениями.

— Так вот, есть один парень, — сказала я, решив вывалить всё. — Он…

Как я должна объяснить Нэша Моргана?

— Особенный. Думаю. Ну то есть, он правда особенный, и он мне очень нравится. Типа, очень. Очень-очень. Но мы только-только познакомились, а у меня жизнь в Атланте и работа, требующая путешествий, и я совершенно схожу с ума, думая, что может быть, ради него стоит всё это поменять?

Я выждала мгновение, затем ещё одно. Челюсть моей мамы отвисла.

— Мам? — подтолкнула я.

Она начала часто моргать.

— Прости, милая. Я просто перевариваю тот факт, что ты добровольно позвонила мне, чтобы поговорить о личной жизни и любви.

— Я не говорила про любовь. Это ты сказала «любовь», — возразила я, чувствуя, как паника поднимается к моему горлу.

— Прости. О твоих симпатиях, — поправилась мама.

— Он мне очень нравится, мам. Он просто такой… хороший. И настоящий. И он знает меня, хотя я пыталась не дать ему узнать меня. И я