он, поняв, о чем я спрашивала на самом деле. — Едва минуло равноденствие, сегодня одна из самых долгих ночей в году.

— Прелестно. — Было ужасно холодно, я все еще не чувствовала пальцев на ногах, но дрожать перестала. Меня охватила пугающая сонливость, тело расслабилось после тяжелой работы и начало остывать. Перед глазами проносились картины — мы оба тихо замерзли, свернувшись в листве, как дикобразы. Скажут, это была легкая смерть… Тем не менее меня такой исход не привлекал.

Джейми дышал глубже и медленнее.

— Не спи, — сказала я, ущипнув его под мышкой.

— Ай! — Он прижал руку к боку, чтобы унять боль. — Почему?

— Нельзя спать, мы замерзнем.

— Не замерзнем. Идет снег, он нас укроет.

— Я знаю, — сварливо огрызнулась я. — И что с того?

— Снег холодный, если дотронуться, — терпеливо объяснял Джейми. — Но внутрь он холод не пускает, ясно? Как одеяло. В доме, который замело снегом, намного теплее, чем если бы он стоял на ветру. Почему медведи не замерзают? Спят всю зиму.

— У них толстая жировая прослойка, — возразила я. — Я думала, им поэтому тепло.

— Ха-ха. — Джейми хохотнул и тяжело подался назад, облапив мои бедра. — Чего ж ты тогда волнуешься?

Испытывая большое облегчение, я потянула вниз воротник его рубашки и лизнула сзади в шею до самого затылка.

— О-оооо. — Джейми весь содрогнулся, стряхнув снег с укрывавших нас ветвей, отпустил мои бедра и потер шею. — Вот зачем ты так жестоко? — пожаловался он. — Я же валяюсь тут беспомощный, как бревно.

— Да ладно, притворщик! — воскликнула я и подвинулась ближе, чувствуя себя уверенней. — То есть насмерть мы не замерзнем?

— Вроде бы не должны, — ответил он. — Хотя ручаться не стал бы.

— Слушай, — нахмурилась я, почувствовав себя куда менее уверенно, — может, тогда еще чуть-чуть не поспим? На всякий случай.

— Больше не буду тебя обнимать, — веско произнес Джейми. — Мы не дома. А если еще раз сунешь свою ледяную лапу мне в штаны, я тебя точно задушу, и плевать, что спина болит.

— Ладно-ладно, — поспешно согласилась я. — Рассказать тебе что-нибудь?

Все горцы любят разные истории, и Джейми не был исключением.

— О, давай! — Его голос звучал куда радостней. — А что за история?

— Рождественская история, — таинственно сообщила я. — Об одном скряге по имени Эбенезер Скрудж.

— Небось англичанин?

— Да. Только, чур, слушать молча.

Когда я говорила, видны были облачка пара, вырывавшиеся у меня изо рта в сумеречной прохладе. Снаружи снегопад набирал силу; умолкая, я слышала, как шуршат снежинки на иглах ветвей тсуги и завывает вдали ветер.

Саму сказку я помнила очень хорошо, она была частью нашей рождественской традиции — Фрэнка, Брианны и моей. Бри исполнилось пять или шесть, и с той поры из года в год за неделю или за две до Рождества начиналась «Рождественская история». Мы с Фрэнком по очереди читали дочери вслух по нескольку страниц перед сном.

— «Я Дух Нынешних Святок, — сказал Призрак»…[20]

До смерти я, может, и не замерзну, но на меня нашло странное оцепенение. Ощущение того, что мне невыносимо холодно, исчезло, и я почти не чувствовала тела. Я понимала, что руки-ноги у меня ледяные, а тело почти остыло, однако меня это больше не тревожило. Я мирно плыла в молочно-белом тумане, а слова, подобно снежинкам, порхали вокруг моей головы.

— «Пришла миссис Физзиуиг — сплошная улыбка, самая широкая и добродушная на свете»…

Может, я медленно оттаивала, а может, наоборот, превращалась в ледышку. Мысленно я отдавала себе отчет в том, что накатила слабость, в то же время со мной случился приступ дежавю: однажды меня уже похоронило под снегом, словно в могиле.

Я машинально повествовала о том, как Боб Крэтчит купил тощего гуся. Слова лились сами собой, в то время как в воспоминаниях я сидела на переднем сиденье «Олдсмобиля» 1956 года, лобовое стекло которого заносило снегом.

Мы ехали на север штата Нью-Йорк в гости к каким-то пожилым родственникам Фрэнка. На полпути внезапно начался снегопад, порывистый ветер швырял густо валивший снег на заледеневшее шоссе. Прежде чем мы поняли, что случилось, машина наполовину оказалась в придорожной канаве, и дворники на лобовом стекле не справлялись с яростной снежной атакой.

Мы ничего не могли поделать, оставалось только дождаться утра, а вместе с ним и помощи. У нас была корзина с припасами для пикника и несколько старых одеял. Мы посадили Брианну между нами на переднее сиденье, накрылись одеялами и пальто и прихлебывали чуть теплое какао из термоса, обмениваясь шутками, чтобы девочка не боялась.

Позже, когда стало холодней, мы сгрудились ближе друг к другу, и Фрэнк начал по памяти рассказывать «Рождественскую песнь», чтобы отвлечь дочку; если он что-то упускал, на помощь приходила я. Кто-то один не справился бы, но вместе у нас получилось хорошо. К тому времени, как появился злой Дух Будущих Святок, Брианна мирно посапывала под грудой из пальто, прижавшись ко мне теплым, почти невесомым тельцем.

Можно было дальше не рассказывать, однако все же мы закончили. Я запомнила большую теплую руку Фрэнка, лежавшую на моей; он поглаживал мою ладонь, бездумно перебирал пальцы. Ему всегда нравились мои руки.

В машине скопился пар от дыхания, по стеклу побежали капли. Профиль Фрэнка, подобно камее, темнел на белом фоне. Нос и щеки у него остыли, но губы, столь близкие к моим, были теплыми. Он прошептал заключительные слова.

— «Да осенит нас всех Господь Бог своею милостью!» — Я закончила рассказ и замолчала. В сердце впилась острая иголочка горя.

Джейми повернулся и положил ладонь мне на бедро.

— Сунь руки мне под рубашку, саксоночка, — ласково сказал он.

Я протянула одну руку ему на грудь, а второй обняла и погладила по спине. Старые шрамы от плетей на ощупь были словно канаты.

Он накрыл мою ладонь своей, крепко прижав к груди. Джейми был очень теплым, и сердце его билось размеренно и спокойно под моими пальцами.

— Спи, nighean donn[21], — сказал он, — я не дам тебе замерзнуть.

Я внезапно очнулась от дремоты, которую нагнал холод, потому что по моему бедру поползла рука Джейми.

— Тихо, — прошептал он.

В нашем укрытии все еще было темно, но иначе. Наступило утро, нас укутало плотным снежным одеялом, которое не пропускало дневной свет, однако сумрак, или, другими словами, плотность ночной тьмы, рассеялась.

Рассеялась и тишина. Снаружи доносились приглушенные звуки. Я услышала то же, что и Джейми — отдаленное эхо голосов.

— Тихо, — снова шепнул Джейми и сильнее сжал мою ногу.

Голоса приближались. Почти можно было разобрать слова. Почти. Я прислушалась, но не смогла понять ни слова. Тогда я поняла, что язык мне