class="p1">Энтони часами в полном оцепенении просиживал в массивном кресле, привезенном с его первой квартиры. Казалось, угас даже интерес к любимым книгам, и хотя между мужем и женой по-прежнему случались неизбежные ссоры, единственной темой, которую они серьезно обсуждали, был судебный процесс о наследстве. Трудно представить, на что надеялась Глория в темных уголках своей души, чего хотела добиться, получив в наследство огромные деньги. Условия, в которых оказалась Глория, согнули ее, превратив в карикатурное подобие домохозяйки. Она, которая три года назад не удосуживалась даже сварить кофе, теперь, случалось, готовила еду три раза в день. Днем много гуляла, а вечерами читала книги, журналы и все, что попадалось под руку. Если сейчас ей и хотелось ребенка, пусть даже от Энтони, который заползал к ней в постель мертвецки пьяным, она ни разу, ни словом, ни жестом не проявила интереса к детям. Сомнительно, что она могла четко объяснить, чего хочет. Да и чего могла хотеть тридцатилетняя женщина, одинокая и прелестная, ограничившая себя непреодолимым запретным комплексом, который родился и существовал вместе с ее красотой.

Однажды, когда снег вдоль Риверсайд-драйв снова стал грязным месивом, Глория, возвратившись из бакалейного магазина, застала Энтони в нервозном возбуждении расхаживающим по комнате. Устремленные на нее лихорадочно блестевшие глаза избороздила сетка розовых прожилок, которые вызвали у Глории ассоциации с рисунком рек на карте, и сразу же бросилось в глаза, как внезапно и сильно постарел муж.

– Есть у тебя деньги? – торопливо осведомился он.

– Что? О чем ты?

– О чем слышала. Деньги! Деньги! Ты что, не понимаешь по-английски?

Не обращая внимания на Энтони, Глория проскользнула мимо в кладовую, намереваясь положить в ледник купленные бекон и яйца. После приема спиртного, превышавшего обычную норму, Энтони неизменно впадал в плаксивое настроение. На сей раз он пошел следом за женой и, став в дверях кладовой, повторил вопрос:

– Слышала, что я спросил? Есть у тебя деньги?

Глория повернулась и посмотрела на мужа в упор.

– Опомнись, Энтони! Ты, должно быть, совсем рехнулся! Сам ведь знаешь, что денег у меня нет, разве что доллар мелочью.

Энтони круто поменял тактику, вернулся в гостиную и снова принялся мерить ее шагами. Не вызывало сомнений: он задумал очередную выходку, не предвещающую ничего хорошего, и очень хочет, чтобы жена спросила, в чем, собственно, дело. Войдя через несколько минут вслед за мужем в комнату, Глория села на кушетку и стала распускать волосы. Они уже не были коротко подстрижены и за последний год поменяли роскошный золотистый цвет, с легким рыжим оттенком, на тусклый светло-каштановый. Глория купила шампунь и собиралась вымыть голову, а сейчас размышляла, стоит ли добавить в воду для ополаскивания пузырек перекиси водорода.

«Ну в чем дело?» – как бы говорила без слов ее поза.

– Проклятый банк! – срывающимся голосом выкрикнул Энтони. – Больше десяти лет я держал там свой счет – десять лет. А у них, видите ли, какое-то драконовское правило, по которому надо иметь на счете более пятисот долларов, а иначе тебя отказываются обслуживать. Несколько месяцев назад мне пришло из банка письмо, в котором сообщалось, что я почти исчерпал свои ресурсы. А как-то я выписал два недействительных чека. Помнишь, в ту ночь, в ресторане Рейзенвебера? Но на следующий день я все уладил и внес деньги, пообещав старине Хэллорану – это их управляющий, скряга Мик, – что впредь буду более осмотрительным. И решил, что все в порядке. Регулярно проверял корешки в чековой книжке. Вот и сегодня пришел в банк, чтобы обналичить чек, и тут выходит Хэллоран и объявляет, что вынужден закрыть мой счет. Мол, слишком много необеспеченных чеков. Но я никогда не выходил за эти пятьсот долларов – разве что иногда на денек. Ну, черт побери, и знаешь, что он мне ответил?

– И что же?

– Сказал, что самое время закрыть мой счет, потому что на нем нет ни цента!

– Ни цента?

– Так он сказал. Оказывается, я выписал этим ребятам Бедроса чек на шестьдесят долларов за последний ящик виски, а на счету оставалось всего сорок пять долларов. Ну, парни Бедроса внесли на мой счет пятнадцать долларов, а потом все до цента сняли.

По неведению Глория тут же вообразила, что впереди маячат тюрьма и позор.

– Да нет, они ничего не предпримут, – заверил Энтони. – Бутлегерство – слишком рискованный бизнес. Просто пришлют счет на пятнадцать долларов, и я заплачу.

– Так. – Глория на мгновение задумалась. – Ну что ж, можно продать еще одну облигацию.

В ответ послышался саркастический смех.

– Ну да, самый простой выход. Только те немногие облигации, что приносят какую-то прибыль, стоят всего от пятидесяти до восьмидесяти центов за доллар номинала, и всякий раз, продавая облигацию, мы теряем едва ли не половину ее стоимости.

– Что же делать?

– Ну, что-нибудь продадим, как обычно. У нас ценных бумаг на восемьдесят тысяч долларов по номинальной стоимости. – Он снова недобро рассмеялся. – На открытом рынке это около тридцати тысяч.

– Я всегда испытывала недоверие к вложениям под десять процентов.

– Черта с два ты испытывала! – взорвался Энтони. – Только делала вид, чтобы потом терзать меня, если дело провалится, а на самом деле, как и я, хотела попытать счастья.

Глория некоторое время молчала, будто что-то обдумывая, а потом неожиданно заговорила:

– Энтони, лучше уж ничего, чем двести долларов в месяц. Давай продадим все облигации и положим деньги в банк. А если проиграем дело, сможем жить три года в Италии, а потом просто умрем. – Впервые за долгое время она вдруг с волнением обнаружила у себя слабую вспышку былой сентиментальности.

– Три года, – раздраженно повторил Энтони. – Три года! Да ты с ума сошла. Если мы проиграем дело, мистер Хейт заберет гораздо больше этой суммы. Думаешь, он работает даром, в благотворительных целях?

– Я об этом забыла.

– Сегодня суббота, – продолжал Энтони, – а у меня всего доллар и какая-то мелочь, а надо дожить до понедельника, и тогда я могу сходить к брокеру… А в доме ни капли выпивки, – с опозданием сделал он важный вывод.

– А если позвонить Дику?

– Пробовал. Слуга говорит, он уехал в Принстон выступать в литературном клубе или что-то в этом духе. До понедельника не вернется.

– Давай подумаем. Разве у тебя нет друзей, к которым можно обратиться?

– Пару раз пробовал. Никого не смог застать на месте. Надо было продать письмо Китса, как я и собирался на прошлой неделе.

– А если попросить людей, с которыми ты играешь в карты «У Сэмми»?

– Как ты могла подумать, что я пойду к ним? – В голосе Энтони