– Знание – сила, – ответил я. – А почему опасно?

Он ухмыльнулся:

– Перестанешь браться за меч. Умные не любят этого дела.

У меня все вертелся вопрос: а каково быть существом из силовых или еще каких-то полей, энергочеловеком, но не рискнул, здесь мистики и веры может быть намного больше, чем науки. Понятно же, что любая наука человека сперва лечит, потом полностью избавляет от болезней, затем перестраивает его организм, начиная с простых трансплантаций органов и заканчивая переводом на внутриатомную основу… Но неужели у них наука ушла так недалеко?.. Или это нащупали где-то в один из последних Периодов, когда восстанавливали крохи былой мощи?

Тертуллиан передвинулся в сторону. Я уж подумал, что решил показаться и другим, однако свет разом померк, комната погрузилась в чадящую полутьму. Глаза медленно привыкали к слабому красноватому свету факелов, я пытался понять, зачем же он появлялся, осталось чувство, что это одна из косвенных проповедей, когда старается натолкнуть на «путь истинный» или же отвернуть от пути пагубного.

– Спать, – сказал я себе заплетающимся от усталости голосом.

Проснулся от звона кузнечных молотов, кузнецы у меня и оружейники – во всяком случае, двое из них – настоящие мастера, они полностью перешли на подгонку трофейных доспехов по фигурам моих воинов. Натужно мычит корова, прямо под окном растявкалась собачонка, а тут еще солнечный луч бьет в глаза, как Алан копьем дракона.

Кровать вздохнула то ли с облегчением, то ли сожалеюще, я сполз, кряхтя, некоторое время разминал спину, в ребрах колет, ноги распухли, ступни красные, как будто только что вытащил из тазика с горячей водой.

Явился Тюрингем, мои доспехи начищены, блестят, ремни смазаны, сам горит рвением и жаждой поскорее навесить на меня всю сбрую перевязей, двойных поясов, а также чтобы я непременно подцепил ножны с легендарным мечом Арианта, набор ножей, да чтоб еще и лук, тулу со стрелами…

Я вздохнул, постоял, пока он навешивал, сцепливал, затягивал пряжки, соединял, еще раз вздохнул, уже чувствуя как грудные мышцы приподнимают кожаные пластины легкой брони.

– Все-все, благодарю. Пойдем вниз, пора завтракать.

Он сказал почтительно:

– А не проще ли подавать вам прямо в покои?

– Люблю общаться с народом, – пояснил я.

– Но рыцарей можно допустить и к вам в покои…

– Рыцари – не народ, – объяснил я. – Рыцари – это прослойка между классами. Вроде интеллигенции, но, слава богу, не интеллигенция.

Он благочестиво перекрестился при упоминании Господа, сказал, что да, это прекрасно, и мы пошли вниз.

Горгона в той же агрессивной позе, чудовища на перилах лестницы как будто поменялись местами, некоторые сбежали вовсе, но их места заняли звери совсем уж жутковатые. Женщина с мечом слегка расслабилась, откинулась назад всем корпусом, на губах играет мечтательно-мстительная улыбка.

В нижнем зале за столом только Алан, Зигфрид, виконт Теодерих. Зигфрид с Аланом приканчивают кувшин вина, морды довольные, сытые. Завидев меня, все трое вскочили, отвесили по церемонному поклону, Зигфрид сразу же сказал настойчиво:

– Сэр Ричард, пора в путь! Неизвестно, какие помехи встретим на пути. Лучше приехать на сутки раньше, чем мчаться, нахлестывая и загоняя коней! А то и вовсе опоздать к началу!

– А что, – поинтересовался я, – не допустят?

Фрида и еще одна молодая женщина, что опускает голову так низко, что я не рассмотрел ее лица, поставили передо мной самое нежное мясо, что берегут именно для лорда, подали рыбу и сыр, хлеб, овощи.

– Допустить допустят, – объяснил Зигфрид, – но в начале бойцы проезжают перед королем, а герольды выкрикивают их имена и заслуги. Сразу видно, кто чем силен.

– Ага, это чтоб кого вызывать, а чей щит лучше обойти?

Он ухмыльнулся:

– Это тоже. Там есть такие, которых побить невозможно.

Я покачал головой:

– Скоро выступим. Ты же сам рассчитал, что на поездку уйдет две недели.

Теодерих смотрел несчастными глазами, спорить не осмеливался, он здесь младший по рангу. Я посмотрел на него, на Зигфрида с Аланом, сказал неожиданно:

– А вообще-то, Зигфрид, ты чего решил, что поедешь со мной именно ты?

Он вскинулся:

– А кто же?

– Ты, – сказал я, – мой самый доверенный рыцарь. На кого мне еще оставлять оборону замка в мое отсутствие?

– Гунтер, – выпалил он. – Тем более что он уже рыцарь.

– Гунтер – прекрасный воин, – согласился я. – Но не все его считают рыцарем, к тому же он сам себя чувствует неуверенно в рыцарячьей шкуре. И не все лорды сочтут его равным для переговоров. Тут как раз нужен рыцарь, чье происхождение ни у кого не вызывает сомнений! Словом, рядом с Гунтером, как начальником стражи и сенешалем, должен быть и рыцарь – настоящий, с длинным, как у макаки, хвостом предков, гордый и хвастливый…

Алан сказал торопливо:

– Он самый! С хвостом, как у макаки. Это сэр Зигфрид, вылитый сэр Зигфрид! А ехать с вами, сэр Ричард, лучше всего мне.

Я взглянул на Теодериха, этот уже красный, как вареный рак, старается удержаться от «Меня, меня возьмите!», ответил многозначительно:

– Такие вопросы я решаю не один. Посоветуюсь с народом… в смысле, с религией и научными работниками в лице отца Ульфиллы и мага Рихтера, а там уже поступлю, как скажут эти весьма авторитетные в своих полях деятельности люди.

Вот вам, подумал мстительно. Всегда ответственность за непопулярные решения надо валить на других. Не зря же я смотрел теледебаты кандидатов на пост президента!

До полудня разбирался с делами, то есть вершил суд, на ходу изобретая и формулируя законы, рассудил три тяжбы, но не самые мелкие: к своему лику допускал только старост, те апеллируют от лица жителей сел.

Гунтеру удалось привлечь еще двух мастеров по изготовлению луков. Как всякие умельцы, сперва покочевряжились, критикуя композитные луки, но глаза загорелись, Гунтер незаметно подмигнул мне за их спинами.

Сторговались быстро, я плачу щедро, безопасность стоит дорого, а золота в подвалах Амальфи пока что в избытке.

Перед обедом от ворот подали сигнал, на той стороне моста кричит и просит позволения войти человек на тяжело груженом ослике. Я уже разобрался с защитой, вызвал в памяти мост, сосредоточился и сказал четко:

– Человека на осле – пропустить!

Во двор въехал странный путешественник, странный потому, что за все время я не встречал осликов, везде только кони, самые разные кони: мелкие, крупные, тяжеловесы, легкие скакуны, могучие рыцарские, выносливые монголоиды – но кони и только кони. Если не считать, конечно, мула отца Ульфиллы.