Другим повезло меньше. По большому счету можно было ограничиться простыми и эффективными решениями – пуля в лоб, и все. Не было необходимости дробить кости Лучано Апулья, он бы все сказал и так. Требовалось лишь правильно приказать… но сейчас Джерри не искал простых решений. При воспоминании о веснушчатом личике Клариссы ему трудно было проявлять милосердие. И все, чего он сейчас желал, – найти и покарать. Всех.

Увы… на то, чтобы найти остальных исполнителей, ушло драгоценное время. Мафия зашевелилась – огромный спрут, раскинувший ядовитые щупальца по всему Детройту, в движение приходил медленно, но и остановить его было практически невозможно. Среди полицейских немало было таких, кто давно уже мозолил глаза мафии, и о них аналитики Семьи знали многое. И теперь начали принимать меры…

Звонок застал его в тот момент, когда он вел душеспасительную беседу с одним из боевиков. Спасение души ни в коей мере не подразумевало спасение тела, и Джонни Неро уже это понял. Но все еще надеялся на чудо – именно в такие моменты человек начинает искренне верить в Бога и в чудеса, творимые волею его. Например, что сейчас двери распахнутся и придут хорошие парни, которые свернут шею этому выскочке-копу… а его вылечат, обязательно вылечат. В конце концов, раны не смертельные… а рука… ну, живут же люди… к тому же, быть может, несколько пальцев удастся сохранить.

Поэтому звонок телефона был воспринят перепуганным до смерти боевиком как ответ на его торопливые и неумелые молитвы.

– Вирм?

– Сержант Вирм, – поправил неизвестного собеседника Джерри. – Кто это?

– Не важно, кто это, – мягко парировал голос. – Важно, о чем пойдет речь. Мы признаем ваше право на личную месть, сержант Вирм. Более того, это в некотором роде созвучно тем принципам, на которых выросло наше общество. Правда, Кларисса Пейн не была вашей кровной родственницей. Но в этом случае мы могли бы сделать исключение и рассмотреть все происшедшее именно как вендетту.

– Я не понимаю, к чему вы клоните, – сухо произнес Вирм.

– Я клоню к тому, что вашу личную вендетту пора бы закончить.

– Это – мое дело.

– Теперь это не только ваше дело, – мягко поправил голос, и Джерри вдруг узнал говорившего. Это был сам Рино Дилэни… и если уж дело дошло до того, что адвокат лично начал переговоры, значит, Семья встревожилась всерьез. – Не только ваше, Вирм. Нам довелось познакомиться с одной обаятельной леди… мисс Вирм, вы не хотите сказать пару слов вашему брату?

– Джерри…

Вирм поднял пистолет, взглянул в расширившиеся от ужаса глаза Джонни Неро и нажал на спуск. Затем тихо спросил:

– Хельга?

– Да, Джерри…

– Ваша сестра у нас, – снова раздался в трубке голос Дилэни. – Прошу вас, Вирм, не делайте глупостей. Мы можем договориться.

– Да, мы можем договориться, – прошептал Джерри. – Если ты, Рино, сейчас отпустишь Хельгу и если не позднее чем через один час она позвонит мне и скажет, что у нее все в порядке, и она находится в безопасности, тогда… запомни, Рино, только тогда ты останешься жив.

– Но, сержант Вирм, это неконструктивный подход! – В голосе адвоката прозвучали патетические нотки, куда более уместные перед судом присяжных, чем в сложившейся ситуации. – Давайте поговорим, как разумные люди…

– Шестьдесят минут, Дилэни. – Вирм отключил телефон.

Он ни на мгновение не надеялся на то, что Семья отпустит Хельгу. Его Оленьку. Его Солнышко… Нет, дон Бельконе не умеет признавать себя побежденным, и в этом его роковая ошибка. Если бы сейчас Семья пошла на попятную, если бы смирилась с поражением и отпустила бы Хельгу, все пошло бы по иному пути. Но сделать так для Бельконе – все равно что расписаться в собственной беспомощности. Не перед ним, сержантом полиции, а по совместительству воином и техномагом Яром Вирмом, а перед другими Семьями. А те, другие – они не поймут. Они решат, что Франческо Бельконе слаб…

Нет, он этого не сделает. И данный адвокату часовой срок на самом деле дан именно ему, Вирму. Сейчас Дилэни ждет истечения этих шестидесяти минут, чтобы потом снова позвонить несговорчивому сержанту и приступить к переговорам. За это время необходимо успеть вытащить Хельгу…

Он прижал ладони к вискам, сосредотачиваясь. Обычного человека он мог выделить из толпы, почувствовать с расстояния в несколько метров – максимум с полутора десятков. Дальше мозговой фон людей сливался в монотонный гул. Хорошего знакомого мог ощутить на расстоянии метров в сто. Ольгу, с которой жил под одной крышей уже много лет, чей разум знал чуть ли не лучше своего собственного, мог почуять более чем с двух километров.

Сейчас пси-эфир был чист. Но пока что это ни о чем не говорило…

Вирм гнал машину, нарушая все мыслимые правила и раза два создав вполне серьезную аварийную ситуацию. Пока ему крупно везло – полиция все еще не повисла у него на хвосте. Первое ощущение присутствия Ольги – или Хельги, как она именовала себя в США, дабы не привлекать к своей персоне излишнего внимания, – он ощутил минут через двадцать. Спустя еще пятнадцать понял, где ее прячут – в доме самого Франческо Бельконе, который сейчас наверняка набит его людьми. Что ж, так даже лучше…

Когда машина Вирма остановилась у роскошной виллы Бельконе, более похожей на небольшой замок, в его распоряжении было всего лишь четверть часа. А в белом здании за высоким забором – не менее чем полсотни боевиков. Это при том раскладе, если его, Вирма, не принимают всерьез и не стали стягивать к вилле дополнительные силы. В противном случае здесь будет много больше людей, много больше.

Потом, позже, когда и по одну, и по другую сторону баррикад опытные психологи проводили анализ событий этого дня, оценки действиям Вирма давались разные. Но все сходились в одном мнении – сержант Детройтской полиции Джерри Вирм действовал в состоянии аффекта, вызванном известием о смерти Клариссы Пейн и, позже, усиленном свидетельством о захвате Хельги Вирм в заложники.

И это было неверно.

Просто в этот момент исчез полицейский Джерри Вирм и его место занял много лет скрывавшийся воин, Страж Четвертого круга Яр Вирм. Человек из мира, где правила и законы относились только к тем, кто заслужил право считаться человеком. Те же, кто такого права не заслужил, автоматически лишались и других прав.

Например – права на жизнь.

Рианн не был тихим и спокойным миром. Десятками лет он вел непрерывную войну, где на карту поставлено было ни много ни мало – выживание человека, как вида. После войны с Архонтами планета покрылась ожогами, с началом войны с пришельцами из Неправильного мира – вспухла чудовищными волдырями защитных куполов, навечно отрезавших своих обитателей от неба и солнца.

Здесь каждый – с рождения и до самой смерти – жил ради других. Если надо – учился, работал… Если надо – шел в бой. Если надо – умирал.

Люди, подобные дону Бельконе, не заслуживали права называться людьми. И полицейский Джерри, уважавший закон (пусть и не благоговевший перед ним), ушел в тень. А наружу вырвался Страж Яр, принципы морали которого были несколько отличны от принятых в этом мире. В частности, Страж в определенной ситуации бывает и обвинителем, и судьей, и защитником, и палачом. И сейчас он обвинил Семью Бельконе в преступлениях против общества, счел смягчающие обстоятельства несущественными, вынес приговор и намеревался привести его в исполнение немедленно.