— Не смейте трогать ее! — закричал, не помня себя, Назис и кинулся с поднятыми кулаками на незнакомцев. Те недоумевая шагнули назад, а один из них спросил на родном языке старика:

— Почему бежал? Выстрела испугался? Так мы в воздух бахнули, знак тебе подали.

— Знак, говоришь? — наступал на толмача старик. — Я вот сейчас тебе такой знак подам, что долго помнить будешь, — и он, наклонившись, схватил с земли обломанную ветку и с размаха перепоясал растерявшегося воина под дружный смех товарищей.

— Ты чего делаешь, старик?! — закричал тот не столько от боли, сколько от удивления. — Я что ли стрелял? Вон пушкарь в струге сидит с ним и разбирайся.

— И ему достанется, коль будет еще старых людей пужать до смерти, — погрозил в сторону струга кулаком Назис. — Чтоб меня, Назиса, которого здесь каждый карась знает, пугали?! Не спущу! — но постепенно он успокоился, подобрал улов, оставленный на берегу, и неожиданно поднес его обиженному толмачу. — Держи подарок от старого Назиса, коль зря тебя стеганул.

— Да ладно, — еще больше смутился тот. — Сами рыбу ловим. Хорошая тут у вас рыба.

— Так то сами, а то подарок. Есть разница? рыбы лучше нашей нигде не сыскать.

— Эй, что у вас там? — крикнули с большого струга, который подошел поближе к берегу. — Почему остановка?

— Да вот, атаман, рыбу нам подарили. Отблагодарить бы старого человека надо, да не знаем, чем…

— Подарите ему топор, коль запасной есть, — прокричал все тот же властный голос. — Да возьмите рыбака с собой, узнайте, какие селения впереди.

Старому Назису показалось, что он где-то уже слышал этот голос. Когда же ему предложили проплыть с ними, то наотрез отказался.

— Домой надо, — замотал он головой, — а то хватятся, искать пойдут.

— На, старик, возьми подарок от нас, как атаман велел, — протянул ему один из казаков насаженный на длинное топорище остро наточенный топор.

— Это мне? — растерялся Назис. — Вы будто бы знали, что мой совсем плохой стал. Век помнить буду. Очень хороший топор. Ну, коли так, то покажу вам малость, куда плыть. Только лодку мою к своей привяжите, чтоб было на чем вернуться.

Когда Назис подплыл к стругу атамана, перебрался в него, то он с интересом стал рассматривать сидящих на широких лавках гребцов, с улыбкой поглядывающих на него. Глянул на чернобородого крепкого атамана, что расположился на корме.

— А я тебя раньше нигде не встречал? — спросил он его.

— Не знаю, не знаю. Может, и встречал. В жизни всякое бывает.

— Куда плывете?

— К хану вашему в гости, — крикнул рыжий с конопатым лицом казак. — Говорят, жен больно много у вашего хана, а он старый, не справляется. Вот мы и подсобим малость. — Остальные казаки весело засмеялись.

— Наш хан большой человек, — почесал за ухом Назис, — ему и жен положено много иметь. А уж справляется он с ними или нет, то его дело.

— Как зовут тебя, рыбак? — спросил атаман.

— Назисом меня зовут. А тебя как?

— Меня Ермаком кличут.

— Нет, не слыхал. Так неужто вы и впрямь в Кашлык собрались?

— За сколько дней мы доплывем туда?

— Не знаю, как ваши лодки идут, но я на своем челноке за два дня с роздыхом, с ночевкой добираюсь.

— Воинов вокруг не видно?

— Откуда им тут взяться. Они подле Кашлыка все стоят. А сюда, в глушь, и не суются.

— Какое ближайшее селение будет?

— Да вот на этом берегу за поворотом Бабасаны и будут. Только людей там почти не осталось. Хан всех таким ясаком обложил, что поразбегался народ.

— А на другой стороне кто есть? — выспрашивал рыбака атаман меж тем, как гребцы с силой налегали на весла, и струг ходко шел вниз по течению.

— Там владения прежнего хана Едигира были. Любил он там охотиться на медведей. А как он сгинул, то Кучум все отдал своему человеку во владения. Карача-бек его зовут.

— И что же он? Тоже охотится? Верно, всех медведей повывел…

— Куда ему! — скривился Назис. — Хромой. Какой с него охотник. Он там кузницу тайную сделал. Сам я не бывал на ней, а люди говаривали, будто такие как у вас ружья делают. — Старик показал на пищали, прислоненные к бортам струга.

— Интересные вещи ты рассказываешь. Спасибо тебе.

— А вон и сами Бабасаны уже виднеются! Вон они, — ткнул корявым пальцем в сторону берега Назис.

— Всадников видим на холме! — крикнули с караульного струга.

— Сколько их? — встрепенулся атаман.

— Много… Не сосчитать… Сотни две, точно… Может, поболе…

— Табань! — приказал атаман. Ну Назис, спасибо тебе и перебирайся в свою долбленку. Прими от меня мешочек с солью, да крупы чуть. Кто у вас главный в селении?

— Князь Сабанак.

— Сабанак, говоришь? Передай ему, чтоб шел к нам на службу. Нам нужны люди. А сейчас прощай. Горячее дело начнется. Лучше плыть тебе восвояси. Не поминай лихом.

Когда Назис отплыл от казачьих стругов, то он увидел, как они, развернувшись, выстроились полукругом вдоль берега и медленно пошли на сближение с группой всадников на холме.

Сотни Мухамед-Кула ходко шли на рысях вдоль русла, несшего им навстречу мутные воды Тобола. Река словно предвидела скорое наступление холодов, спеша соединиться с бескрайними просторами великого океана и, отдав себя всю без остатка, отдохнуть там под вечным ледяным покровом незыблемого льда. Мухамед-Кул вглядывался в тревожные, бьющиеся о глинистый берег потоки, выворачивающие корневища кустов и деревьев, срывающих с них тонкую кору, листья, и ему казалось, будто река стремится быстрее убежать с земель, где вскоре начнутся бои. Тяжелые мрачные тучи опускались все ниже к земле, сжимая пространство, делая воздух мягким и липким, вяжущим движения. Время замедлялось, увядало, сковывало бег коней и ход человеческой мысли.

Глянув на медленно едущих нукеров, словно прорывающих застоявшийся сырой воздух, Мухамед-Кул подумал, что природа не желает пропускать их навстречу ждущей где-то за поворотом реки смерти. Грусть застыла на каждом листочке, на склоненной к воде веточке, и даже набухшая мягкая земля удерживала конские копыта, не пускала их. Да и сами кони пугливо вздрагивали, не слушались повода, шли вразнобой, переходя с рыси на медленный шаг. Нукеры злились, настегивая и пришпоривая их, сыпя ругательствами, их раздражение передавалось сотникам, мрачно поглядывающим на Мухамед-Кулу.

Несколько раз высылали передовой отряд, который уходил далеко вперед, возвращался. Недоуменно кривились губы разведчиков, не нашедших врага. Воины плохо представляли, как они смогут задержать плывущие по реке лодки, и это непонимание, неопределенность еще более угнетающе действовала на всех.