На верхней ступени Тани встретил дневной свет. Небо было желтоватым, как небеленый шелк. Тани осторожно выбирала опору для босых ног.

Одинокий, скалистый Пуховый остров лежал далеко от всего на свете. Его каменные утесы и вечная шапка облаков грозили дерзнувшим приблизиться судам. На прибрежных камнях грелись змеи. Здесь обитали люди из всех восточных стран – и кости великого Квирики, который, согласно легенде, нашел покой на дне разделявшей остров расщелины. Рассказывали, что его кости и рождают окутывающий остров туман, потому что драконы даже после смерти притягивают к себе воду. Вот почему на Сейки так сыро.

Сейки…

Наветренный дом стоял на северном мысе Пера, а малый, Крыльчатый дом, где жила Тани, – высоко на склоне потухшего вулкана, среди леса. Сразу за ним начинались ледяные пещеры в потоках древней лавы. От скита к скиту приходилось добираться по шаткому мостику над Молчаливой расщелиной.

Других поселений на острове не было. Одни ученые посреди бескрайнего моря.

Дома-скиты складывали познания как головоломку. Каждый новый фрагмент нарастал на постижении предыдущих. В стенах Крыльчатого дома Тани прежде всего узнала, что есть огонь и вода. Огонь, стихия крылатых демонов, постоянно требует пищи. Он – стихия войны, алчности и мести: вечно голодный, ненасытный.

Воде для существования не нужен ни уголь, ни растопка. Она образуется повсюду. Она питает плоть и землю и ничего не просит взамен. Вот почему драконы Востока, повелители дождя, озер и морей, всегда торжествуют над огнедышащими. Они останутся и тогда, когда океан поглотит мир вместе с человеческим родом.

Зимородок выхватил из воды уклейку. В листве деревьев вздыхал холодный ветер. Скоро Осенний дракон задремлет, а Зимний проснется в двенадцатом озере.

Ступив на крытую дорожку, чтобы вернуться к скиту, Тани натянула на голову полотняный капюшон. Она, покидая Гинуру, коротко остригла волосы – ровно до ключиц. Тани Мидучи носила длинные волосы. Оставшийся от нее призрак их лишился.

Обычно она, закончив размышления, подметала пол, помогала в сборе лесных плодов, сметала листву с надгробий или кормила кур. На Пуховом острове не было слуг, ученые делили будничные обязанности между собой, причем большая часть доставалась молодым и сильным. Странно, что старец Вара пригласил ее в архив, где хранились важнейшие документы.

Попав на Пуховый остров, она много дней пролежала в своей комнате. Ни крошки не брала в рот и ни слова не говорила. В Гинуре у нее отобрали оружие, вот и приходилось рвать себя изнутри. У нее осталось одно желание: до последнего вздоха оплакивать свою мечту.

К подобию жизни вернул ее старец Вара. Он уговорил ослабевшую от голода Тани выбраться на солнышко. Вара показывал ей незнакомые цветы. На следующий день он сам приготовил ей еду, и она поела, чтобы его не огорчать.

Другие ученые прозвали ее Призраком Крыльчатого дома. Она ела, работала, читала, как все, но взгляд ее был устремлен в другой мир, в котором Суза была еще жива.

Сойдя с дорожки, она повернула к архиву. В него допускались только старцы. Тани уже подходила к крыльцу, когда Пуховый остров зарокотал. Затрясся. Она упала наземь, закрыла руками голову. Скит дребезжал от подземных толчков, и Тани тоже со свистом выдохнула сквозь зубы от резкой боли.

Узелок в боку кололо, как ножом. Боль была холодной – словно к коже приложили льдинку. Словно внутри что-то застыло. С каждой волной боли на глаза у нее наворачивались слезы.

Как видно, она лишилась чувств. Ее привел в себя тихий голос:

– Тани. – Сухая, как бумага, ладонь легла ей на плечо. – Ученая Тани, ты можешь ответить?

«Да», – хотела сказать она, но не сумела издать ни звука.

Землетрясение прекратилось. Но не боль. Старец Вара подхватил ее на костлявые руки. Стыдно, когда тебя носят на руках как ребенка, но боль отняла у нее все силы.

Вара отнес ее во дворик за архивом и посадил на каменную скамью у пруда с рыбками. На столе рядом стоял чугунный чайничек.

– Я хотел сегодня позвать тебя на прогулку по утесу, – сказал старец, – но вижу, тебе нужен отдых. В другой раз. – Он налил обоим чая. – У тебя что-то болит?

За ребра ей словно льда натолкали.

– Старая рана. Пустяки, старец Вара, – сипло ответила она. – Часто стали повторяться землетрясения.

– Да. Мир словно вздумал сменить облик, как драконы в старину.

Тани вспомнился разговор с великой Наиматун. Пока она пыталась выровнять дыхание, Вара подсел к ней.

– Землетрясения меня пугают, – признался он. – Когда я еще жил на Сейки, мы с матерью при подземных толчках забивались в свою хижину и рассказывали друг другу сказки, чтобы отогнать страх.

Тани попыталась улыбнуться:

– Не помню, было ли так у нас с матерью.

Под эти слова земля снова вздрогнула.

– Ну, – предложил Вара, – я мог бы что-нибудь рассказать тебе вместо матери. Поддержать традицию.

– Расскажи, конечно.

Он подал ей исходящую паром чашку. Тани молча взяла.

– Во времена Великой Скорби в империю Двенадцати Озер прилетел огнедышащий, который вырвал жемчужину из горла Весенней драканы, несущей цветение и ласковые дожди. Крылатые демоны без ума от сокровищ, а сокровища драгоценней драконьей жемчужины не бывает на свете. Весенняя дракана, хоть и страдала от тяжелой раны, запретила преследовать врага, боясь, что пострадают и другие, – но одна девочка решилась пуститься в погоню. Маленькая и проворная в свои двенадцать лет, она была так легка на ногу, что братья прозвали ее Девочка-тень.

Пока Весенняя дракана горевала по своей жемчужине, на землю спустилась небывалая зима. Мороз обжигал кожу, но Девочка-тень босиком дошла до гор, где копил груды сокровищ огнедышащий. Зверь был на охоте, и она пробралась в его пещеру, выкрала жемчужину Весенней драканы.

Ноша была тяжела. Жемчужины даже самых малых драконов вырастают иногда с человеческую голову.

Едва она коснулась жемчужины, вернулся огнедышащий. Он в гневе залязгал зубами на воровку, дерзнувшую проникнуть в его логово, – и вырвал у нее из бедра кусок мяса. Девочка нырнула в реку, и течение унесло ее от пещеры. Она спаслась и спасла жемчужину, но, когда выбралась из воды, некому было зашить ей рану, потому что народ при виде крови решил, будто она страдает красной болезнью, и разбежался.

Тани сквозь струйки пара следила за лицом старца:

– Что же с ней сталось?

– Она умерла у ног Весенней драканы. И когда снова распустились цветы, а солнце растопило снег, Весенняя дракана объявила, что река, по которой плыла Девочка-тень, будет носить ее имя – имя ребенка, вернувшего жемчужину ее души. Говорят, ее призрак и теперь скитается по тем берегам, оберегая путников.

Тани впервые слышала рассказ о такой отваге простого человека.