– Я собственноручно положил черенок мотыги в шкаф для улик, сэр. Я расписался за это. Я чувствую, что мы все равно сможем обвинить братьев Каванаг в убийстве. Я охотно засвидетельствую и объясню где угодно и кому угодно, что имело место воровство.

Кристофер Уайтсайд почуял угрозу и усмехнулся. Эта усмешка походила на ту, которую инспектор видел на лице Бойси, и он снова почувствовал тот же самый страх, только на сей раз к страху примешивалось презрение.

– У меня на руках заявление, вернее, копия заявления, в общем-то касающегося вас. Здесь говорится о том, что вы шестнадцать раз предъявляли необоснованные претензии к близнецам и в довершение всего пытаетесь бездоказательно обвинить их в убийстве. Давайте рассуждать логически, хорошо? У нас нет никаких улик, зато у нас есть письменное заявление о том, что шестнадцать раз вы превышали свои служебные полномочия в отношении семьи Каванаг. У газет будет просто праздник урожая! Мне сообщили, что газета «Мир новостей» уже заинтересовалась этой историей. Вы хороший полицейский – на самом деле один из лучших, – но если вы будете продолжать в том же духе, то неминуемо нарветесь на крупные неприятности. Оставьте все как есть. Давайте просто не будем терять семейку из вида и подождем, пока придет наш черед.

Лиммингтон обмяк и сгорбился на стуле. Вся его работа пошла насмарку. У него закружилась голова.

– Значит, вы их отпускаете? – спросил он еле слышно. Уайтсайд улыбнулся своей самой дружелюбной улыбкой:

– Они отпущены на свободу два часа назад.

Гарри повернулся и вышел из комнаты. Он возвращался в свой кабинет как побитая собака. Взяв трубку телефона, он набрал номер, но ему сообщили, что министр внутренних дел не может сейчас ответить на звонок. Гарри понял: наверху еще долго не будут отвечать на его звонки.

Бойси помчался прямиком к Сюзанне, а Маркус и Дэниэл – домой. Бернадетт и Бриони были так рады видеть мужчин, что едва не задушили их в объятиях. Кисси, разрыдавшись, побежала подавать им вкуснейший завтрак. За чаем мужчины с напряженными лицами слушали Бернадетт и Бриони, рассказывавших им правду о Селларсе и Делии. Маркуса их рассказ совершенно ошеломил. Дэниэл же, напротив, разозлился так, что Бриони боялась, как бы он не поднялся наверх и не совершил еще одно убийство.

– Так она наврала?!

– Выходит так, Дэнни, малыш. – Берни было стыдно за свою дочь. – Джимми никогда не трогал ребенка. Наоборот, он ударил Делию за то, что она жестоко обращалась с Фэйти. Делия призналась во всем прошлой ночью. Она хотела проучить Джимми. Он гулял от нее, не хотел ее видеть. Она отомстила.

– Ты хочешь сказать, что я провел ночь в полицейском участке, потому что эта кобылица решила наказать своего мужика?

На меня чуть не повесили убийство, тетя Бриони сбилась с ног, улаживая наши дела, и все благодаря этой маленькой шлюхе, которая хотела чужими руками всыпать своему мужику?

Бриони крепко держала Дэнни за руку, впившись в нее ногтями.

– Успокойся, Дэнни, успокойся. Вы с Бойси не умеете владеть собой, и это тоже привело к такому результату. Если ты сейчас набросишься на нее, она не выдержит. Поверь мне, она свое уже получила. Она знает, что натворила. Криками и угрозами ты не добьешься ничего.

Маркус впервые заговорил.

– Знаете, я всегда любил Делию больше, чем Ребекку. Но сейчас я с легкостью мог бы свернуть ей шею. Я готов растерзать ее, как подумаю о том, что она натворила.

– Успокойся, Маркус. Бриони права – Делия сейчас не в себе. Если вы тронете ее, то не известно, какой фортель она может выкинуть. Никогда не думала, что мне придется говорить такое, но эта девочка – моя очень большая головная боль.

Делия слышала голоса, доносящиеся снизу, и сердце в ее груди отбивало бешеный ритм.

Конечно, она хотела Джимми, но хуже всего было то, что она потеряла лицо. Теперь все знали, какая она на самом деле. И чем больше Делия думала о том, какова же она в действительности, тем больше ей хотелось отвлечься от этих мыслей. И Дэнни, и Бойси, и ее отец теперь знали: она лгунья, от которой одни только беды и которая к тому же еще и бьет детей. Мать уже поставила ее в известность, что забирает ребенка к себе. Это не пугало Делию. Фэйти была довольно сносной девочкой, но она не вписывалась в образ жизни Делии. Фэйт требовалась для того, чтобы привязать покрепче Джимми Селларса. Теперь Джимми нет, в тетради жизни Делии вместо его имени стоит большая жирная клякса, и настало время перевернуть страницу.

Бойси порадовало то, как встретила его Сюзанна, с разбегу бросившись ему в объятия. Бойси подхватил невесту на руки и поднялся с ней по ступенькам, в то время как Дорин Рэнкинс с удовольствием наблюдала эту картину из окна.

Ее девочка сделала правильный выбор. Бойси жадно целовал Сьюзи, чувствуя под тканью платья ее маленькие упругие груди.

– Я знала, что ты не мог сделать такую ужасную вещь, Бойси. Я говорила об этом маме и папе!

– Это все было большой ошибкой, дорогая. А сейчас как насчет того, чтобы прокатиться и обсудить предстоящую свадьбу?

Когда он мягко опустил невесту на землю, Сьюзи широко улыбнулась.

– Это было бы замечательно, Бойси!

И молодые отправились в центр города, где он купил ей обручальное кольцо, невообразимо дорогое и необыкновенно эффектное.

Сьюзи смотрела на жениха одновременно с гордостью и со страхом.

Теперь она принадлежала Бойси раз и навсегда, хотя внутренний голос шептал ей, что теперь она принадлежит не только Бойси, но и всему клану Каванаг. Однако девушка заглушила в себе этот голос и поцеловала Бойси в губы прямо при пожилом ювелире. Она с нетерпением ждала того момента, когда сможет похвастаться кольцом перед подругами и родственниками.

– Ну так где же ты был, Бойси? Просто развернулся и ушел вечером, не сказав даже «до свиданья», а потом всю ночь где-то пропадал. Я хочу знать, где ты был. Более того, Бойси Каванаг, я хочу знать, с кем ты был!

За время замужества в голосе Сьюзи появились резкость и театральные интонации, которых не замечалось раньше. Бойси безуспешно попытался обнять жену.

– Не трогай меня, я не знаю, где ты был, – вырвалась Сьюзи.

Бойси стиснул зубы и, подавив гнев, спокойно произнес:

– Сьюзи, дорогая, у меня появились кое-какие дела вне дома, вот и все. Я никогда не обсуждаю свои дела с тобой, моя любовь. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. А теперь закрой, пожалуйста, свой рот и накорми меня завтраком. Я голоден как волк.

По его тону Сьюзи поняла, что подошла к критической черте. Зная, что дальше давить нельзя, она отступила, одарив мужа долгим ледяным взглядом, вышла из комнаты и отправилась готовить яичницу с беконом. Лицо ее было бесстрастным, но в душе бушевал ураган.

Она жила в большом роскошном доме, обставленном по ее вкусу, денег у нее куры не клевали, и она собиралась родить ребенка. Она знала, что муж ее любит. Тогда почему же она была несчастлива? Почему ходила как в воду опущенная и постоянно затевала ссоры?