Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть войдет, — велел сквайр.
Бриджер с некоторой робостью шагнул через порог и застыл на месте, схватившись за дверной косяк. На улице шел дождь, и от его мокрой одежды исходил неприятный запах. В этом мужчине была заметна некая мрачная свирепость, как будто, пока он жил среди диких зверей в лесу, в него вселился похожий на молодого оленя дух земли.
— Итак, Бриджер, что вам угодно?
— Извольте, сквайр. Я пришел узнать, действительно ли завтра мне придется уехать.
— А вы когда-нибудь слышали, что я не исполнял свои обещания? Я же сказал вам, что если вы не отошлете дочь отсюда в течение недели, то я уволю вас и ваших сыновей.
Егерь опустил глаза, обдумывая эти слова, он до сих пор не мог заставить себя поверить, что господин произнес их совершенно серьезно. Ему казалось, стоит только дать мистеру Кастиллиону понять, насколько сложно выполнить его распоряжение, и тот непременно разрешит им остаться.
— Фанни некуда идти. Если я выгоню ее, она и вовсе погибнет.
— Вы, несомненно, знаете, что миссис Кастиллион пообещала взять ее на содержание. Я уверен, существуют дома для падших женщин, где за ней присмотрят.
— Пол! — возмутилась Грейс. — Как ты можешь так говорить?!
Бриджер шагнул вперед и повернулся к сквайру. Он с гневом посмотрел ему в глаза:
— Я верно служил вам сызмальства сорок лет, я родился в доме, где сейчас живу. Говорю вам: девочка не может уйти. В душе она очень добрая, ей просто не повезло. Если вы выкинете нас на улицу, куда мы пойдем? Я уже немолод, мне будет непросто найти другую работу. Это для нас смерти подобно.
Он не мог ни выразить свои чувства, ни передать словами, какой невыносимой несправедливостью ему казалось все происходящее. Он видел лишь то, что долгие годы верной службы ничего не стоили и что в будущем его ждали только холод, и нужда, и унижение.
Пол оставался равнодушным и непреклонным.
— Мне очень жаль, — произнес он, — но я ничего не могу для вас сделать. У вас был шанс, а вы от него отказались.
— И завтра я должен уйти?
— Да.
Егерь нервно теребил свою кепку, и на лице его отразилось выражение полнейшей безнадежности. Он открыл было рот, желая возразить, но не проронил ни слова, а лишь издал стон. Он развернулся и вышел. Потом Грейс в отчаянии шагнула к мужу.
— О, Пол, ты не можешь так поступить! — воскликнула она. — Ты разобьешь сердце этому человеку! В тебе нет ни капли жалости? Неужели ты не умеешь прощать?
— В этом нет смысла, Грейс. Мне жаль, если мои действия идут вразрез с твоими желаниями. Но я должен выполнить свой долг. Будет несправедливо по отношению к другим обитателям поместья, если я закрою на это глаза.
— Как можно быть столь жестоким?!
Он не хотел и не мог понять, что нельзя отрывать Бриджера от земли, которую тот любил всей душой. Лишь за одно мгновение озарения она поняла, что значил для егеря этот маленький домик, эти леса, чащи, луга, деревья и живые изгороди. Со всем этим была связана его жизнь: как у растения, его корни погрузились глубоко в землю, которая видела, как он родился и рос, как женился и воспитывал детей. Она взяла мужа за руки и посмотрела ему в глаза:
— Пол, разве ты не понимаешь, что делаешь? Мы же сблизились за последнее время. Я почувствовала, как в моем сердце зародилась новая любовь к тебе, а ты ее убиваешь. Ты не позволяешь мне тебя любить. Неужели ты не можешь не думать только о долге и вспомнить, что ты человек, слабый и хрупкий, как все остальные? Ты сам надеешься на прощение, но не имеешь жалости.
— Моя дорогая, помимо прочего, я должен быть тверд с этим человеком ради твоего блага. Именно потому, что ты так добра и чиста, я не имею права попустительствовать ему.
— Что, скажи на милость, ты имеешь в виду? — Она резко выпустила его руки из своих и отошла. Ее лицо без пудры и румян казалось серым, как пепел, а в глазах таился панический страх.
— Я не могу позволить, чтобы это существо жило там же, где и ты. Поскольку ты добродетельная и хорошая женщина, мой долг — защищать тебя от любого соприкосновения с пороком. Меня ужасает мысль, что ты можешь встретить ее на прогулке. Ее и ее ребенка.
Щеки миссис Кастиллион зарделись, к горлу подступил ком, и она приложила руку к шее.
— Говорю же тебе, Пол: по сравнению со мной эта женщина невинна и добродетельна.
— Чепуха, моя дорогая, — рассмеялся она.
— Пол, я не такая, как ты думаешь. Эта женщина согрешила, потому что была невежественна и несчастна, а я знала, что делаю. У меня было все, чего можно желать, и твоя любовь. Мне не было оправданий. Я вела себя не лучше, чем блудница.
— Не говори глупостей, Грейс! Как ты можешь нести подобную чушь?
— Пол, я говорю совершенно серьезно. Я не была тебе хорошей женой. Мне очень жаль, но лучше тебе знать правду.
Он с недоверием посмотрел на нее:
— Ты с ума сошла, Грейс? О чем ты говоришь?
— Я была неверна тебе.
Пол ничего не сказал и не пошевелился, но дрожь пробежала по его массивным рукам и ногам, а лицо стало мертвенно-бледным. Он с трудом мог в это поверить. Она продолжала говорить, хотя у нее пересохло горло и она с трудом выдавливала слова:
— Я недостойна любви и доверия, которые ты мне подарил. Я самым постыдным образом обманула тебя. Я совершила… прелюбодеяние!
Это слово обрушилось на Пола как удар, и, взвыв от ярости, он шагнул к жене, поникшей перед ним, и схватил ее за плечи. Он вцепился в нее грубо и решительно, так что она стиснула зубы, чтобы не закричать от боли.
— Что ты имеешь в виду? Ты полюбила кого-то еще? Скажи мне, кто он!
Грейс не отвечала, а лишь смотрела на него в ужасе, и он принялся неистово трясти ее. В этот момент он просто ослеп от ярости, в таком состоянии она его никогда раньше не видела.
— Реджи Бассетт! —
