– Логан.

– Лаз, приятель! Как идут дела?

Опять этот чертов Колин Миллер.

– Чем могу быть полезен, Колин? – сказал он с усталым вздохом.

– Я вот тут новости слушаю, пресс-релизы читаю. Что происходит?

Мимо прогремел грузовик с прицепом, обдав машину Логана метровой волной грязи и мокрого снега. Логан смотрел, как задние габаритные огни, два красных глаза, скрываются за поворотом.

– Ты, черт возьми, очень хорошо знаешь, что происходит! – произнес он с раздражением. – Ты опубликовал свою чертову историю и лишил нас единственного шанса схватить этого ублюдка. – Логан знал, что не совсем прав, что Миллер не хотел, чтобы все так неудачно вышло, но сейчас ему было все равно. Он устал, злился на весь свет, и ему очень хотелось на кого-нибудь наорать. – Он украл еще одного парнишку, потому что тебе очень захотелось сообщить всему миру о том, что мы нашли труп, который он спрятал в общественном туалете… – Он внезапно замолчал. Правда, которую он так долго искал, взглянула ему прямо в глаза. – Твою мать! – Он ударил кулаком по рулю. – Мать, мать, мать, твою мать!

– Господи, парень, успокойся! Что случилось?

Логан сжал зубы и еще раз ударил по рулю.

– Ты что, поймал кого-нибудь или еще что?

– Ты всегда знаешь, когда кто-то умирает, не так ли? Ты всегда, мать твою, знаешь, когда у нас труп. – Мимо, обдав машину грязью, промчался еще один грузовик, и Логан отшатнулся от окна.

– Лаз?

– Исобел.

Миллер промолчал.

– Она твой информатор, так ведь? Вынюхивает и тебе кусочки приносит. Помогает тебе продавать газеты твои вонючие! – Логан почти кричал. – Сколько ты ей платишь, а? Сколько тебе заплатили за жизнь Джейми Макрита?

– Все совсем не так! Это… Я… – Молчание. Потом опять голос Миллера, очень тихий и жалобный: – Она приходит домой и иногда рассказывает мне, как прошел день.

Логан взглянул на телефон так, будто эта маленькая вещица рыгнула ему в лицо.

– Что?

Вздох.

– Мы… У нее тяжелая грязная работа. Ей хочется с кем-нибудь поделиться. Мы не могли предположить, что все так нелепо закончится… Я клянусь! Мы…

Логан не сказал больше ни слова и выключил телефон. Да все за милю было видно. Опера, крутая тачка, одежда, вкусная жратва и рот, как канализационная труба. Да, это был Миллер. Это он был ее новый ухажер, тот, который «скандалист». Логан сидел один в машине, в темноте. Шел снег. Логан закрыл глаза и грязно выругался.

Констебль Ватсон подумала, что если ей придется смотреть еще один сериал, то она закричит. Миссис Стрикен перешла к просмотру записанных на видеопленку моментов собственной жизни. Жалкие люди, жившие жалкой жизнью, занимались разной ерундой в бессмысленной жалкой пьесе о жалости к жизни. «О господи, как мне это все надоело!» В доме не нашлось ни одной книги. Все, что у них было, это телевизор и тупые бесконечные сериалы.

Она прошла в кухню, сунула в мусорную корзину пустую картонку из-под лапши. Это была пустая трата времени!

– Джеки? Поставь, пожалуйста, чайник, пока ты на кухне!

Ватсон вздохнула:

– Когда сдох твой последний раб, Ренни?

– Мне с молоком и два кусочка сахара, ага?

Качая головой, она в очередной раз наполнила чайник и поставила его кипятиться.

– Делаю это в последний раз, – сказала она, вернувшись в гостиную. – Теперь твоя очередь.

Констебль Ренни взглянул на нее с ужасом:

– Я же пропущу начало «Эсмеральды»!

– Она на видео! На видео твоя «Эсмеральда»! Как ты можешь пропустить начало, если это на видео! Поставь эту мерзость на паузу.

Сидевшая в глубоком кресле миссис Стрикен добавила окурок к куче других.

– Вы двое, мать вашу так, вы когда-нибудь прекратите собачиться? – сказала она, доставая зажигалку и пачку сигарет. – Прямо как дети малые, черт вас возьми.

Ватсон скрипнула зубами:

– Хочешь чаю, Ренни? Иди и делай. – Она повернулась и пошла наверх.

– Ты куда?

– В туалет, пописать. Тебя это устраивает?

Констебль Ренни издевательски поднял вверх руки, как будто защищаясь:

– Хорошо, хорошо! Я сам сделаю чай. Ш-ш-ш-ш! Успокойся. Прямо такое большое дело… – Он поднялся с дивана и собрал пустые кружки.

С победной улыбкой констебль Ватсон пошла наверх.

Она не услышала, как открылась дверь черного хода.

Констебль Ватсон сидела на краю ванны, периодически нажимала на ручку слива на смывном бачке и заглядывала в унитаз. Смыв работал хуже некуда. Наконец-то хоть туалетная бумага смылась. Остальное растворилось в воде, и можно было считать это незаметным.

Как и весь остальной дом, ванная тоже была морозильником. Подавив мелкую дрожь, Ватсон вымыла руки холодной водой, взглянула на серое полотенце, висевшее на двери, и вытерла руки о куртку.

Она открыла дверь и увидела силуэт человека, стоявшего прямо напротив двери в ванную. Отскочила, сердце забилось в горле. Стрикен вернулся!

Она зарычала и, не раздумывая, замахнулась, намереваясь нанести удар в лицо. В последний момент глаза справились с темнотой, мозг получил сигнал – и рука остановилась. Это не Мартин Стрикен. Его мамаша, глаза расширились от ужаса. Они стояли, уставившись друг на друга, было тихо и кровь шумела в ушах.

– Никогда так больше не делайте! – Ватсон опустила руку.

– Смена пришла, – сказала мать Мартина слегка дрогнувшим голосом, глядя на нее как на сумасшедшего, сбежавшего из клиники. – Мочевой пузырь меня достал, просто убивает. – Она прошлепала мимо, одной рукой запахивая кардиган, в другой сжимая «Ивнинг экспресс». – Твой друг что-то давно не появлялся, наверное, все чай для себя готовит. – Она хлопнула дверью и оставила констебля Ватсон стоять в одиночестве на верхней площадке лестницы, в темноте.

– Очаровательная женщина, – пробормотала Джеки. – Неудивительно, что ее сын такое чудовище.

Она пошла вниз, думая о пинте пива, которой детектив-сержант Макрай обещал ее угостить. Куда лучше, чем очередная чашка чая. Слегка улыбаясь, она плюхнулась на диван. На экране телевизора дрожали титры «Эсмеральды» на фоне поля, снятого с высоты птичьего полета. Какое внимание к ней – остановить просмотр, пока она не справит нужду.

– Иди сюда, Ренни! – крикнула она. – Что ты так долго копаешься? Горячая вода, чай, молоко. Это совсем не трудно. – Она откинулась на спинку дивана и недовольно посмотрела на экран телевизора. – Да ради всего святого! – Она встала и пошла в кухню. – Ты что, даже этот чертов чай сделать не…

На покрытом линолеумом кухонном полу лежало тело.