1 февраля Гитлер на совещании в «Волчьем логове» в 12.17 говорил о 6-й армии с отвращением и сарказмом, сравнивая ее с женщиной, добровольно отдавшейся насильнику. Обращаясь к Цейтцлеру, он язвил:

«Они сами отдались врагу. Иначе вы берете себя в руки, создаете круговую оборону или же пускаете себе в лоб последнюю пулю. Если женщина, подвергшаяся насилию, находит в себе гордость, идет, закрывается в комнате и стреляется, то солдат, терпящий насилие и идущий в плен к насильнику, заслуживает лишь презрения».

Впоследствии Гитлер на себе продемонстрировал, как это делается. Трудно сказать, связано это как-то с поражением немцев под Сталинградом или не связано, но 15 января Красная Армия вновь ввела погоны в качестве знаков различия в званиях — для повышения дисциплины, морального духа, лучшего распознавания командиров в бою или по каким-то иным причинам. Некоторые усмотрели в этом наследие царизма, хотя вслух об этом никто не говорил.

Через два дня после пленения Паулюса капитулировала и северная группировка немцев в «котле». В советский плен угодили Паулюс, Шмидт, еще двадцать два генерала и 91 000 солдат, то есть все, кто оставался в живых; на 23 ноября 1942 года в «касселе» насчитывалось 275 000 (оценки разнятся) немцев, румын, итальянцев и разного рода русских антисоветских добровольцев[806]. За два года заключения в России немецких военнопленных умерло больше, чем советских военнопленных в германском заточении за четыре года. Из девяноста тысяч солдат вермахта, попавших в плен под Сталинградом, в Германию вернулись только 9626, а некоторые из них не могли возвратиться домой до 1955 года.

Между 17 июля 1942 года и 2 февраля 1943-го Советский Союз потерял в Сталинградской кампании 479 000 человек убитыми и взятыми в плен, 651 000 человек больными и ранеными, в обшей сложности 1130 тысяч человек[807]. «Сталинград стал символом стойкости, не имеющей аналогов в истории человечества», — писал Чуйков. Гиперболизация пережитого типична для ветеранов, но в данном случае он абсолютно прав. Чуйков писал свои мемуары в годы «холодной войны», и в них нельзя не заметить и горечь, и недовольство западными историками, принижающими значение его битвы. В особенности он укоряет Дж. Ф.Ч. Фуллера, Уинстона Черчилля, Омара Брэдли, Хайнца Гудериана, Курта фон Типпельскирха, достается и другим «апологетам империализма». Чуйков всячески подчеркивает большую разницу между битвами под Эль-Аламейном и под Сталинградом:

«При Эль-Аламейне британцам противостояли четыре немецкие и восемь итальянских дивизий. Более того, главные германские и итальянские силы избежали полного поражения в битве. На Волге и Дону контрударами советских армий в период между 19 ноября 1942 года и 2 февраля 1943 года были уничтожены тридцать две дивизии и три бригады, принадлежавшие Германии и ее сателлитам. Потерпели сокрушительное поражение еще шестнадцать вражеских дивизий… После битвы под Сталинградом человечество увидело зарю победы над фашизмом».

Чуйков лишь слегка преувеличивает свои успехи, но следует заметить, что защитники человечества слишком мало человечности проявили по отношению даже к собственным гражданам. Никто не знает, сколько русских — дезертиров или пленных, известных как «хиви» (от немецкого «Hilfswillige» — «добровольный помощник»), сражались вместе с немцами. Имеются данные, что за годы войны только в войсках СС служили 150 000 таких «помощников», и это, видимо, лишь «верхушка айсберга»[809]. Эта проблема после войны стала неудобной для советских властей, информация отрывочна, но, по некоторым оценкам, под Сталинградом сдались в плен или были взяты в плен около 20 000 «хиви». До сих пор неизвестно, что сделали с ними в НКВД, однако имеются свидетельства о том, что многие из них погибли в лагерях, «были забиты до смерти, а не расстреляны, в целях экономии патронов»[810]. Когда идет речь об НКВД, не грех и сгустить краски.

Под Сталинградом вермахт потерял двадцать дивизий: тринадцать пехотных, три танковые (14, 16 и 24-ю), три моторизованные и одну зенитную. К этому надо добавить две румынские дивизии, хорватский полк, вспомогательные войска и строительные части так называемой «организации Тодта». «Ликвидация этих дивизий изменила баланс сил на Восточном фронте», — сделал вывод Меллентин. С ним согласился и генерал Цейтцлер, написавший в 1956 году, что Сталинградская битва «стала переломным событием во всей войне»[811]. Историк Найджел Николсон посчитал поражение немцев под Сталинградом более серьезным, чем поражение французов в 1812 году: «По крайней мере, армия Наполеона отступала, из Сталинграда путь к отступлению был отрезан. Нечто подобное могло случиться, если бы британские экспедиционные силы были полностью уничтожены в Дюнкерке»[812]. После Сталинграда немецкие силы на юге России сократились в два раза. Мало того, полмиллиона солдат, которых Жуков бросил на освобождение Сталинграда, теперь могли быть использованы на других направлениях, в том числе и против Манштейна, который отходил, запрашивая в ОКВ разрешение на отход только после того, как отдавал соответствующий приказ. У Манштейна была такса, которая поднимала лапу при команде «Хайль Гитлер!», но сам генерал отличался более независимым нравом.

Самым глупейшим образом нацисты пытались сделать вид, будто 6-я армия не попала в плен, а погибла, сражаясь с большевиками. «Верная своему долгу биться до последнего вздоха, — провозглашалось в бюллетене ОКХ 3 февраля 1943 года, — 6-я армия под примерным руководством фельдмаршала Паулюса пала жертвой превосходящих сил противника и неблагоприятных погодных условий… Генералы, офицеры, унтер-офицеры, солдаты плечом к плечу сражались до последнего патрона… Жертвы 6-й армии не напрасны»[813]. Но правду весь мир узнал в 1944 году, когда русские провели по улицам Москвы толпы военнопленных, и нацистская пропаганда еще раз подтвердила свою лживость.

При описании Сталинградской битвы неизбежны гиперболы. Это было сражение Гога и Магога, беспощадная схватка без правил. Остаться в живых в страшные морозы зимы 1942/43 года уже было достижением. Две огромные армии бились врукопашную за каждый дом и улицу с упорством и злостью, невиданными в истории войн. С обеих сторон погибло около миллиона ста тысяч человек. Уцелело лишь несколько тысяч человек из полумиллионного довоенного населения города.