Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лием стал крупнейшим в стране бизнесменом, получавшим больше всего прибыли от продажи сигарет, макаронных изделий и строительных материалов. Его деятельность отнюдь не способствовала техническому прогрессу Индонезии, зато, как отмечали многие индонезийцы, в то время невозможно было прожить ни дня, не потратив денег в одном из принадлежащих ему магазинов.
В 1970-е гг. Лием стал расширять и свою банковскую деятельность. Он нанял Мохтара Риади, авторитетного банкира, для развития одного из банков, созданного им в 1950-х. Он также ввел в банк и семью Сухарто в качестве миноритарных партнеров. Риади, который имел и собственный капитал, быстро сделал Банк Центральной Азии (Bank Central Asia, BCA) крупнейшим в Индонезии частным финансовым учреждением, создав систему соединения самых больших в стране ресурсов частного кредитования с гигантскими, постоянно расширявшимися национальными монополиями, такими как производитель цемента Indocement, производитель муки Bogosari, компания по сборке автомобилей IndoMobil и платные дороги Сухарто. По оценкам бывших и теперешних директоров BCA, в преддверии кризиса 1997 г. банк вложил 60 % своих средств в кредиты для бизнеса самого Лиема и 30 % – для компаний Сухарто{478}.
Казалось бы, «дядюшка» отлично продумал все входы и выходы. Разумеется, кредитование BCA было насквозь коррупционным (по закону ни один банк не имел права отдавать аффилированным лицам в качестве кредитов более 20 % своего капитала, хотя все банки поступали наоборот) и в подавляющем большинстве предназначалось символически оплачивающим просроченные кредиты монополиям в мукомольной промышленности, производстве цемента и платных автодорогах. Более рискованные предприятия, подобные строительству недвижимости или инвестициям в немонополизированный бизнес (этим занимались дети Сухарто), услужливо предлагались государственным банкам Индонезии. Во время кризиса 1997 г. BCA имел гораздо меньше невозвратных кредитов, чем другие банки страны{479}.
Проблема, однако, была в том, что банк Лиема все равно оставался лишь частью более широкой финансовой системы, кредитовавшей непроизводственную и не ориентированную на экспорт деятельность, где конкурирующие банки не имели монополий на кредиты. В эпоху дерегулирования эта система финансировала все больше спекулятивных операций, особенно в сфере недвижимости, причем делала это часто за счет внешнего долга страны. «Дядюшка» Лием был очень умен и консервативен, поэтому и застраховался от системных ошибок.
Когда азиатский кризис из Таиланда распространился на Индонезию, здесь поднялась такая паника, что ко дну пошли и BCA, и Лием Соей Лионг, и семья Сухарто, и все их монополии. В конце 1997 г. курс рупии начал быстро снижаться, и стало очевидно, что банковская система уже не сможет выполнять свои обязательства перед иностранными кредиторами. Bank Central Asia «дядюшки» Лиема работал вне всякой связи с платежеспособностью всех остальных банков. В течение двух недель BCA потерял астрономическую сумму в 65 трлн рупий (примерно $ 8 млрд){480}, пока у его отделений змеились огромные очереди вкладчиков. От Лиема потребовали предоставить дополнительные активы для покрытия суммы, которую BCA одолжил у Центробанка для выплаты вкладчикам. Лием передал активы, сказав, что они стоят 53 трлн рупий, но когда предприятия и земли, составлявшие эти активы, были проданы, удалось выручить только 20 трлн. Справедливости ради отметим, что, по меркам Индонезии, Лием обеспечил чуть ли не самый высокий объем погашения долгов. Обычно здешние магнаты не могли, а чаще всего и не собирались возвращать долги, когда принадлежавшие им банки банкротились, а убытки компенсировались за счет индонезийских налогоплательщиков.
«Дядюшка» Лием потерял контроль над BCA и большей частью своей империи, но сохранил достаточно активов, чтобы безбедно доживать свои дни в Сингапуре{481}. Оказалось, что даже самый разумный финансовый магнат в коррумпированной системе развивающегося государства оказывается недостаточно разумным.
Для того чтобы найти связь между кризисом 1997 г. и предыдущим, случившимся в 1965-м, первом из двух лет «опасной жизни» в Индонезии, мы покидаем переулок «дядюшки» Лиема и отправляемся дальше на юг. Дорога идет восточнее двух параллельных каналов, построенных еще голландцами и тянущихся в том же направлении. Территория между каналами представляет собой старый городской центр колониальной эпохи и времен правления Сукарно. Повернув сюда вдоль улицы Джалан Ветеран, вы внезапно оказываетесь прямо в виду сияющей национальной мечети Истикляль, способной вместить 120 000 человек. К юго-западу от мечети, окруженная широкими проспектами и крупными государственными зданиями, в центре площади Независимости возвышается 132-метровая колонна Монас с золотыми языками пламени. Мы сейчас находимся среди величайших памятников Сукарно{482}.