«Как тело, самый главный грех души, и как святыни Катманду в Непале, так и вход в Шамбалу не поддаются объяснению. Истина чаще всего кроется в ошибочных и напрочь отвергнутых умозаключениях. Ничего так не уводит от познания истины, как путь к ней», — думал Поль Нгутанба, разглядывая величественное достоинство Гималаев. Где-то здесь, рядом, лежало насмешливое пространство Шамбалы, которой придали совершенно комические формы ее земные апологеты. «Буддийский мир всегда был насмешлив, а Будда был великим юмористом, но поверхностные люди так и не поняли, что юмор — самый драгоценный и самый серьезный дар неба».

Полю Нгутанбе пришлось прервать свои размышления, хрустально-серебристо-призрачно-нежный звон окружил его. Шамбала, как всегда, оказалась неожиданной в своем появлении. Проводник облегченно вздохнул и, указав на черный прямоугольный столб, сказал:

— Белое зеркало, иди к нему, меня оно не допустит к себе, убьет.

Поль подошел к обелиску, черный цвет которого вопреки общему мнению радовал и ласкал взгляд. Он стал в шаге от него и, подняв голову, услышал: «…Элохимы, оставшиеся на поверхности Земли, были сформованы по образу и подобию человека живущего и стали ими. Те, кто ушел в хорузлитно-лунитную оболочку, остались самими собою, они хранили информацию об оставшихся на Земле и были связаны с ними серебряными нитями целого. Если умирал статик-раб поверхности, то его душа со всхлипом втягивалась в безжалостное, жуткое, но надежное хранилище семияичного мира. Когда «умирал» элохим, серебряные нити притягивали его первообраз, живущий в теле, в хорузлитно-лунитную оболочку и тотчас же отпускали обратно. С душами людей происходило то же самое, но гораздо страшнее и дольше. Все статик-рабы и все люди промежуточного мира после смерти попадают в Ад, откуда редко возвращаются, но, не в пример статикам, промежуточные люди гораздо приспособленнее к нему. Возвращение в жизнь людей поверхности — это милость Ада, ибо жизнь — мягкая форма проявления алогичной действительности. Таким способом демиурги как бы извиняются за свою вину перед поверхностным человечеством. Элохимы должны исправить положение. Задача посланцев из планетарного облака Рааай в направленно движущееся и сформулированное построение Солнечной системы — это проведение спасательно-ликвидационных работ. Само собой, подразумевается спасение семияичного мира и всего, что он так своевольно сотворил на этой планете, а затем лучом апокалипсиса ликвидируется вся Солнечная система. Формула системы уже давно устарела и требует других решений. Тебе, Поль, нужно развалить полностью систему МОАГУ, но можешь не заботиться о болезненности или безболезненности этого развала в периферийной части, будь лишь деликатен к Тибету и другим большим концентрациям тонких энергий, они облегчат вам работу на заключительном этапе. Сейчас ты элохим, но когда начнешь разговаривать с нами, находясь внутри осанна, станешь просто человеком и… Впрочем, ты все равно не будешь помнить об этом…»

Было тепло. Колокольчики Шамбалы исчезли, утихли, растаяли. Непоседливое информационно-параллельное пространство переместилось в другие места. Вполне возможно, что оно сейчас парит где-нибудь в неуютном и холодном районе Тихого океана, вполне возможно, что Шамбала «разгуливает» где-то между Москвой и Санкт-Петербургом, но вероятнее всего, она сейчас дремлет на своем излюбленном месте между первым и вторым дном Азовского моря.

— Все зеркала изобрел Дьявол, он не желает, чтобы человек оставался один на один с собой. — Невозмутимый индус, проводник Поля Нгутанбы, решил усладить обратный путь философской беседой.

— Вы правы, — блеснул Поль своим европейским образованием, ввернув в беседу фразу Кокто. — Зеркалам, прежде чем отразить что-нибудь, следовало бы минуточку подумать.

Поль уже ничего не знал и по-прежнему подвергал сомнению свое элохимство, но ему неожиданно пришла в голову мысль, что человечество не заслуживает такого стабилизирующего мир фактора, как МОАГУ, и поэтому «Карфаген должен быть разрушен», и еще он подумал, что нужно помириться с далай-ламой.

Таганрог пребывал в состоянии потрясения из-за двух обстоятельств. Первое было привычным и касалось всех горожан — на город обрушился ветер, визитная карточка начавшейся осени. Впрочем, южный ветер довольно-таки беспорядочный парень и свои визитные карточки обрушивает на головы горожан, не считаясь с временами года: то под видом осени заявляется весной, то под видом весны разгуливает по улицам почти всю зиму. Второе потрясение настигло город на уровне административного руководства. Прокурора Миронова забрали в Генпрокуратуру и назначили куратором по Южному округу, столицей которого был Ростов-на-Дону.

— Я доволен, — высказался по этому поводу мэр города. — Он хоть и со странностями, но наш кровный земляк.

— Порядка больше будет, — сделал неожиданное заявление гендиректор металлургического завода Сергей Видаш. — А то всякие там «Сильверы», «Альфы» и прочие фирмы московские хотят на наш завод наехать и оттяпать кусок на столичные нужды. — Еще неожиданнее для всех Видаш скрутил кукиш и, показав его кому-то неизвестно-невидимому в небе за окном, добавил: — Вот вам, а не завод.

— Не прокурор, а козел какой-то этот Миронов, — буркнул еле слышным голосом Самсонов.

— Что вы там бормочете себе под нос, Семен Иосифович? — поинтересовался мэр Рокотов.

— Наркотики, — бодро сказал Самсонов, — полкилограмма мои ребята изъяли у курьера на Старом вокзале. Это для нашего города что атомная бомба для Хиросимы. Конопля прет изо всех дыр, и самая большая дыра со стороны Кавказа, ну и, конечно, возле всей отравы торчат их носы, а вы не можете денег хотя бы на ремонт автопарка выделить, я уже не говорю о новых патрульных машинах.

— Завал, Иосифович, — сразу же потерял интерес к разговору мэр. — Школы до конца не отремонтированы, зима на носу. Строительство, ремонт жилого сектора, опять-таки ремонт дороги, посевная, третье кольцо автодороги вокруг города строить надо, северный завоз… — Тут мэр пришел в себя и, взглянув на Самсонова, строго закончил: — Нету, одним словом, денег, Иосифович, вот смотри. — Он достал из кармана бумажник и показал Самсонову: — Ни копейки.

— Да ладно, для милиции найду средства, — успокоил присутствующих Видаш. — Еще чего не хватало, город наркотикам сдавать. Вот им! — И он снова показал невидимому оппоненту кукиш в окно.

— А что у нас в городе муровец в компании с вашими Басенком и Савоевым по улицам шастает? — спросил главный редактор газеты «Таганрогская правда». — Вам есть что сказать для прессы?

— Они нефть ищут, — охотно поделился своими «секретами» полковник. — А то ни у вас, ни у них машины заправлять нечем.

Дело даже не в том, что Италия глубоко и впервые в жизни задумался о смысловом значении существования на земле, это можно было бы списать на регулярные в последнее время травмы головы. И даже не в том, что он все чаще и чаще стал думать о Боге. Бог популярен среди граждан тюремной ориентации. Редко какой киллер отправится на свою нервную работу без имени Бога, и уж перед тем, как всадить пулю в несчастную жертву, он непременно перекрестится в мыслях, разве только фиксируя контрольным выстрелом завершение работы, киллер забудет на мгновение о его существовании, ибо законы профессионализма требуют особой сосредоточенности в эти секунды. Нет, у Геннадия Кныша по кличке Италия все было по-другому. Он как-то вдруг и сразу решил покаяться, но не перед Богом, а перед оперативником из Орджоникидзевского района.