Валентина открыла шкаф и долго выбирала, что надеть. Наконец ее взгляд остановился на вечернем платье из темно-красного шифона, приталенном, с длинными широкими рукавами и пышной юбкой-колоколом. Александр называл это платье «довоенным», уверял, что оно было сшито для героини «Унесенных ветром», а его цвет напоминает ему любимое малиновое мороженое.

Валентина положила платье на постель, с внезапной болью осознав, что еще несколько дней – и чудесные каникулы подойдут к концу. Она снова станет Валентиной. Кинозвездой, а не просто красивой женщиной, отдыхающей со своим сыном. Снова появятся горничные, парикмахеры, водители, бесконечная вереница репортеров и фотографов. И никакой личной жизни.

Раздался стук в дверь. Валентина открыла и улыбнулась управляющему отелем, одетому в строгий полосатый костюм.

– Мадам… я ужасно сожалею… не знаю, как сказать…

Улыбка Валентины потухла. Она только сейчас догадалась присмотреться к управляющему. Лицо его непривычно осунулось и посерело. Рядом с ним почему-то стоял полисмен, в дальнем конце коридора толпились горничные.

– Что…что случилось?!

– Мадам, сядьте, пожалуйста.

Они почти внесли ее в комнату. Кто-то сунул ей в руку стакан с виски. Она оттолкнула его, задыхаясь от страха.

– Что? Что…

– Стройка, мадам. Новое здание. Несчастный случай невозможно было предотвратить. Деревянная балка упала, и…

– Мой сын! Где он?! Где он?

– В больнице, мадам. Он без сознания, и…

Валентина оттолкнула управляющего. Александр жив. Ранен, но не мертв. Он жив, а эти идиоты мешают ей бежать к сыну!

– Вон из моей комнаты, пока я одеваюсь!

– Да, мадам…

Валентина, не дожидаясь, пока они выйдут, сорвала с себя платье и натянула сброшенную уличную одежду.

– Пожалуйста, Боже, пусть он будет жив, – громко взмолилась она, пробегая по коридору и наспех застегивая блузку. – Пожалуйста, Господи, пусть только он будет здоров! Пожалуйста! Пожалуйста!

Маленькая группка фотографов уже караулила у дверей больницы, когда Валентина вылетела из машины и помчалась по ступенькам крыльца.

– Его слегка задело, мадам. Еще дюйм, и он был бы убит на месте, – сообщил доктор, поспешивший встретить ее.

– Пустите меня к нему! Позвольте!

Рядом появился второй доктор, и еще один, услужливо открывающий перед ней двери.

– Пожалуйста, Боже! Пожалуйста! Умоляю тебя!

Слова все еще звучали у нее в мозгу, отдаваясь в ушах, когда последняя дверь распахнулась, и Валентина замерла. В крохотной палате лежал ее высокий, красивый сын, с которым она рассталась всего два часа назад, став внезапно совсем маленьким и очень юным. Голова забинтована. Глаза закрыты. Лицо неподвижно. На какое-то ужасающее мгновение Валентине показалось, что он мертв, но тут послышался спокойный голос доктора:

– Он вот-вот придет в сознание. Хотите остаться?

– Да.

Валентина медленно подошла к стулу, села у кровати и, робко протянув руку, легонько сжала пальцы сына. Он жив. Все будет хорошо. Она подняла голову, и глаза на смертельно побелевшем лице показались доктору неестественно огромными.

– Как это случилось?

– Он шел по улице, а в эту минуту такелажники уронили бревно, которое поднимали на второй этаж строящегося здания. К счастью, оно упало с небольшой высоты и прошло по касательной, в противном случае… – Он выразительно развел руками. – Однако у него сотрясение мозга и серьезная травма черепа.

– Но с ним все будет хорошо? – умоляюще прошептала Валентина.

– Не волнуйтесь, обычный случай. Скоро он придет в себя.

Остаток дня она провела у постели Александра, и только тепло его руки свидетельствовало о том, что он еще жив. Длинные ресницы, полукружиями лежавшие на детском лице, ни разу не вздрогнули.

– Сожалею, но уже стемнело, – наконец сказал доктор. – Завтра, к тому времени как вы вернетесь…

– Я никуда не пойду.

Сейчас доктор столкнулся с железной волей Валентины, скрытой под мягкой женственностью.

– Но, дорогая леди, нам необходимо сделать анализы, поскольку к нему не вернулось сознание.

– Я остаюсь. Неужели где-нибудь для меня не найдется комната, пусть даже бельевая кладовка. Я шагу отсюда не сделаю, пока не узнаю, что с сыном.

В этот момент она была так же великолепна, как на экране. Потрясающая. Ослепительная. Тигрица, оберегающая свое дитя.

– Немного дальше по коридору есть маленькая кладовая, правда, без окон, но я распоряжусь, чтобы там поставили кровать.

– Спасибо.

Доктор, мрачно нахмурив брови, занялся Александром. Чем дольше мальчик не выйдет из комы, тем меньше надежд на то, что выздоровление пройдет без осложнений. Он поднял сначала одно, потом другое веко Александра, посветил в глаза крошечным фонариком. Зрачки не сокращались.

– Проверяйте рефлексы на свет каждые полчаса в течение всей ночи, – велел он старшей сестре, – и при любом изменении немедленно докладывайте мне.

Только когда в больнице стало тихо, и огни потушили, оставив лишь ночники, сиделка уговорила Валентину немного отдохнуть. Она неохотно поднялась. Лучше бы ей быть здесь, когда сын придет в себя. Она хотела видеть радостный взгляд, его знакомую улыбку, он ведь узнает мать.

Валентина лежала на узкой кровати и прислушивалась к шагам старшей медсестры, каждые полчаса входившей к Александру. Ждала, что вот-вот придут и скажут, что кризис миновал. Что Александр открыл глаза и спрашивает о ней.

Когда она проснулась, ничего не изменилось. Валентина спала в комбинации и сейчас, наспех одевшись, побежала в палату Александра. Рядом с ним сидела сестра. Лицо сына было таким же смертельно-бледным и застывшим, как накануне.

– О Боже, – пробормотала Валентина.

Она провела неподвижно несколько часов. Два доктора вошли в палату, обследовали Александра и о чем-то посовещались между собой с мрачными лицами.

– Что случилось? Почему он… – охнула Валентина, изнемогая от страха и усталости.

– Вероятно, от удара образовалась гематома, которая давит на мозг, – мягко ответил доктор. – Необходимо подготовить Александра к операции. Нужно удалить гематому, чтобы снять давление.

Валентина сидела в коридоре на маленьком стульчике. Здесь, в Новом Орлеане, никто не мог ей ни помочь, ни хотя бы утешить. Лейла далеко, в Лос-Анджелесе, а Саттон в Лондоне. У нее никого не осталось. Она была такой же бесконечно одинокой, как в детстве.

Двери распахнулись, и двое санитаров вывезли на каталке Александра. Валентина немедленно вскочила и хотела коснуться лица сына, но медсестра осторожно перехватила ее руку. Каталку подтолкнули к операционной. Валентина снова села и приготовилась к долгому ожиданию.