— И прекрасна к тому же, — подтвердил их слова Алансон.

Все они знали: в случае успеха в Пуатье, этой девушке предстояла возглавить, по крайней мере — номинально, целую армию. А им — стать ее ангелами-хранителями.

— Дама Жанна, — заговорил монах Сеген де Сеген, — скажите нам, на каком языке говорили с вами святые Михаил, Маргарита и Катерина, которые доносят до вас, как вы говорите, голос Господа?

— На лучшем, чем ваш, — невозмутимо ответила Жанна.

Ла Ир неистово гоготнул, но тут же, под взорами отцов церкви, притих. Священник явно смутился.

— У этого святоши лимузенский говор, — негромко заметил Алансон. Принц крови усмехнулся: — Южанин!

— Знаете ли вы о том, Дама Жанна, — строго начал епископ Пуатье Уго де Камбарель, старинный сподвижник Реньо де Шартра, — что в Писании сказано: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок перед Господом Богом твоим всякий делающий сие»? Но вы предстали перед нами в мужском костюме…

— А что сказано в Писании о женщине, которая идет сражаться с врагом, попирающим ее отечество, монсеньер?

Уго де Камбарель побледнел — он не находил ответа на этот вопрос! Епископ Пуатье отыскал взглядом архиепископа Реймсского, но тот опустил глаза. Это означало: выкручивайся, как можешь, дорогой брат.

— Я умелый воин, ваше преосвященство, — не дождавшись ответа, продолжала Жанна, — и собралась по воле Господа и моего короля делать мужское дело — с мечом в руке! Так как я, по-вашему, должна была одеться?

— Дама Жанна, — вновь заговорил Сеген де Сеген, — а если досточтимая комиссия попросит вас дать нам некое знамение, которое подтвердит, что вы действительно посланы Богом, сможете ли вы исполнить это?

Взоры всех присутствующих были обращены к Жанне — и друзей, и недоброжелателей. Все притихли. Лицо Карла Валуа напряглось — он не ожидал подобной провокации; Ла Тремуй, напротив, оживился — особенно когда побледнела Жанна. Змеиная улыбка гуляла по губам фаворита короля.

— Мы должны быть уверены, что вы — та, за кого себя выдаете, — продолжал Сеген де Сеген. — А не являетесь самозванкой, способной погубить доверенных вам солдат.

— Какое чудо можете вы показать нам? — кивнул Гильом Эмери. — Это очень важно…

Провокационный вопрос больно ранил и Жанну. Она знала, что Господь против чудес, и сила его держится на вере.

— Я не колдунья, я — посланница Господа нашего! — с вызовом бросила Жанна. — Мы понапрасну тратим время, святой отец, пока англичане все теснее сжимают в кольцо Орлеан.

— Позволь, Жанна, заметить, — оборвал ее Гильом Эмери, — нам лучше знать, как и с какой пользой мы тратим время…

— Тогда позвольте и мне заметить, мессир. Я приехала в Пуатье вовсе не для того, чтобы давать знамения и творить чудеса! Я не умею исцелять больных, это не моя стезя. Мне дано исцелить государство от английской проказы. — Сейчас ее голос звучал особенно дерзко и убедительно. — Отправьте меня в Орлеан, и я покажу вам на месте, для чего я послана! Пусть мне дадут любое количество солдат, я пойду туда и докажу свою правоту! Дофин Карл поверил мне, так отчего не верите вы? А ведь это ему, а не вам, мессир, быть помазанным на царство в Реймсе!

Гильом Эмери был в замешательстве. Члены парламента переглядывались. Улыбка сползла с губ Ла Тремуя. Восхищения прибавилось на лицах рыцарей. Во взгляде же королевы Иоланды Арагонской звучало одно: «Ты победишь».

Допрос длился с промежутками больше недели. Но чем дальше он шел, тем растеряннее чувствовали себя клирики и увереннее звучали ответы Жанны.

— Каков итог? — вечером 22 марта, после очередного заседания в королевской резиденции спросил Карл Валуа у Гильома Эмери.

— Наша комиссия признала Жанну истинной христианкой и доброй католичкой, которая искренне и всем сердцем заботится о своем королевстве, — поклонился богослов. — Комиссия также указала, что вы, ваше величество, можете и должны воспользоваться ее помощью и отправить Деву Жанну в город Орлеан с необходимым для того войском.

Карл Валуа удовлетворенно кивнул — другого ответа он и не ожидал. И тут же поймал насмешливый взгляд тещи.

— Слава Богу, — облегченно выдохнула Иоланда Арагонская. — Я уже думала, что это будет продолжаться вечно!

Ла Тремуй промолчал. В сопровождении герцога Алансонского и Жиля де Рэ в залу вошла Жанна — она была весела, так и лучилась улыбкой. Девушка победила и не скрывала радости. Наоборот — делилась ею со своими новыми друзьями.

На нее смотрели все, включая Ла Тремуя и Гильома Эмери, который в конце концов сам попал под обаяние Дамы Жанны.

— Вспомните, что написал Ален Шартье в своей поэме «Надежда», — романтическим тоном произнесла Иоланда Арагонская. — А было это, если мне не изменяет память, в двадцатом году, сразу после подписания злосчастного договора в Труа.

— И что же он написал, матушка? — заинтересованно спросил Карл Валуа.

— «У этой госпожи Надежды смеющееся радостное лицо, гордый взгляд и приятные речи». Вы не находите сходства, мэтр Эмери? — спросила она у богослова.

Тот низко поклонился:

— Пожалуй, ваше величество, пожалуй…

— А вы, монсеньер Ла Тремуй?

Первый министр прищурил глаза:

— То, что она — гордячка, это я понял сразу.

— Браво, — неторопливо похлопала в ладоши Иоланда Арагонская. — Одного я не пойму, почему бы вам не порадоваться вместе со всей Францией, которая торжествует, обретя своей защитницей долгожданную Деву?

Немногие придворные, бывшие свидетелями этой пикировки, устремили взгляды на озлобленного Ла Тремуя. Но первый министр только пожал плечами:

— Дело осталось за малым — освободить Орлеан!

В тот же вечер, 22 марта, в Пуатье, накануне возвращения в Шинон, Жанна призвала к себе Николя де Вутона и попросила его принести писчий прибор. Служитель церкви выполнил ее просьбу, разложил свиток и приготовился писать.

Час назад Жанна спросила у д, Алансона:

— Скажите мне, прекрасный герцог, кто наши главные враги в стане англичан? Я хочу знать имена осадивших Орлеан.

— Проще простого, милая Жанна, — улыбнулся принц крови. — Командует войсками англичан под Орлеаном граф Суффолк, Вильям де Ла Поль; его помощник — лорд Джон Талбот, прозванный Беспощадным Джоном, есть еще лорд Томас Скейлз и Вильям Гласдейл. Все они — опытные командиры и, как противники, достойны уважения.

Жанна поблагодарила «прекрасного герцога», который день ото дня проникался к своячке самой искренней и, конечно, взаимной дружбой.

И вот, в доме Жана Рабато девушка сказала Николя де Вутону:

— Пишите, дядюшка. Иисус, Мария!

Гусиное перо монаха аккуратно заскрипело по бумаге.