Ну кто, например, стал бы возражать против тезиса, что необходимо «сохранить офицерский корпус, оборонную промышленность, военную науку, современное вооружение» (кстати, а невоенную науку, корпус учителей, врачей, гражданских инженеров что, сохранять не нужно?)? Кто воспротивился бы требованию, чтобы «отношения внутри СНГ» учитывали «экономические и политические условия других стран СНГ», чтобы в отношениях с государствами Балтии «сочеталась конструктивная и политическая поддержка прав русскоязычного населения этих стран», чтобы «внешнеполитический курс России» основывался «на наших национальных интересах» и т. д. и т. п.?

Эти пожелания, конечно, нетрудно было принять. Они никого ни к чему не обязывали. По-видимому, с ними-то в первую очередь и согласился Ельцин, читая письмо в присутствии автора (по словам Явлинского, «президент согласился со всеми основными положениями этого документа»).

Наконец, третья группа тоже очень хорошие, но заведомо невыполнимые (по крайней мере, в близкие сроки) пожелания. Ну как, например, к короткое время «устранить напряженность с Украиной»? Ясно ведь: преодоление ее дело долгое, кропотливое. Или еще: как «создать условия для финансовой и экономической независимости прессы»? Оно хорошо бы, конечно. Мы, журналисты, только о том и мечтали. Но… Что-то не видно было в то время коротких путей к этому…

Одним словом, предложения Явлинского прав Гайдар в значительной степени были декларативные и популистские.

Впрочем, это-то отчасти и облегчало переговоры между президентом и лидером «Яблока». Облегчало их для Ельцина. Хотите, чтобы в отношениях со странами СНГ мы учитывали индивидуальные условия их развития? Да ради Бога, пожалуйста, никаких возражений. Мы сами об этом только и думаем. Желаете, чтобы мы заботились о русских, оставшихся в бывших союзных республиках? Какие вопросы! Абсолютно никаких. Требуете, чтобы во внешней политике мы блюли собственные национальные интересы? Ну а как же, понимаешь, иначе? Иначе, понимаешь, и быть не может…

Трудности для президента возникали только тогда, когда в письме Явлинского появлялась конкретика. Полтора года службы призывников. Гм… Сколько об этом уже было говорено! То вводили эти полтора года, то отменяли. Генералы возражали. Приходилось взвешивать, чье мнение в данный момент тяжелее генералов или Явлинского. Повысить минимальную зарплату до двух третей прожиточного минимума? Опять гм… Тут надо считать, во сколько триллионов это выльется. Где их взять?..

Однако самое трудное для выполнения требование Явлинского было другое. Он предлагал ввести двухпартийную систему исполнительной власти, при которой обе «правящие» партии тогдашняя «партия власти» и «Яблоко» обладали бы равными правами.

По существу, предлагалось, конечно, даже нечто большее, чем просто реформирование исполнительной власти. Известно, какими огромными властными правами обладал тогда президент и сколь мало их было у Федерального собрания. Располовинивание президентских полномочий означало весьма радикальное изменение всей системы государственного управления. Вот в чем заключался основной смысл послания Григория Явлинского Борису Ельцину, а вовсе не в риторических пожеланиях, чтобы во внешней политике России учитывались ее национальные интересы, а в отношениях со странами СНГ принимались во внимание их особенности.

Ясно, что предлагаемое изменение надлежало отразить в Конституции. И Явлинский требовал от Ельцина, чтобы он в течение месяца внес в Федеральное собрание проект соответствующего закона. Но вот вопрос: с какой такой радости национал-коммунистическое большинство Госдумы стало бы подыгрывать Ельцину и Явлинскому, способствовать заключению их правящего союза? Думские коммунисты и националисты, конечно, желали ослабления единоличной власти Ельцина, однако в таком виде этот законопроект, разумеется, был бы ими отклонен. И что тогда? Следовало ли в таком случае считать, что президент не выполнил главного требования «Яблока»? Как вообще можно предлагать кому-то соглашение, реализация которого в главном своем пункте зависит от некоей третьей стороны, причем стороны враждебной?

Станет ли он могильщиком российской демократии?

Что касается должностей… Ну да, в письме Явлинского не упоминалось, кто именно должен занять после выборов кресло председателя правительства, однако трудно было себе представить, чтобы кандидатом на эту должность по сути дела, на должность СОПРЕЗИДЕНТА Григорий Алексеевич прочил кого-либо иного, кроме самого себя. Так что Ельцин, наверное, не так уж и погрешил против правды, говоря, что руководитель «Яблока» в обмен на поддержку требует места премьера.

Среди прочего Явлинский настаивал на немедленных кадровых жертвах. В числе обрекаемых им на заклание Черномырдин, Сосковец, Грачев, Егоров. Если, допустим, три последних имени ни у одного демократа а Явлинский выступал как вождь демократической оппозиции не вызывали никаких вопросов, то присутствие в этом списке Черномырдина на первый взгляд было не очень понятно. Вроде бы не самый скверный деятель… Человек, обеспечивающий стабильность. Какие-никакие реформы. То, что он открывал список, становилось вполне объяснимым, как только мы вспомним, что Виктор Степанович занимал как раз то место, на которое, вроде бы не заявляя об этом открыто, претендовал руководитель «Яблока»…

Письмо Явлинского Ельцину опять же не позволяло однозначно заключить, чего все-таки человек по-настоящему хочет, хочет ли он, чтобы в стране действительно произошли какие-то новые серьезные подвижки в направлении демократии, реформ, или в первую очередь просто-напросто желает какого-то высокого поста во властных структурах.

Явлинский писал, что выдвигаемая им программа не допускает никакого торга, поскольку продиктована принципиальными соображениями. Но вот ведь какая штука: в самом его подходе к переговорам с Ельциным был заключен принцип торга. Явлинский убеждал президента, что никто из них двоих − вот ведь как! − не имеет гарантий выхода во второй тур. (Здесь Григорий Алексеевич… как бы это помягче сказать… очень-очень сильно грешил против истины: у него самого таких шансов действительно не было; что касается Ельцина он в этот тур выходил почти наверняка.) Далее, даже выйдя во второй тур, Ельцин, по уверению Явлинского, без поддержки демократической оппозиции проиграет Зюганову. Иными словами, упомянутая поддержка вот тот товар, который предлагался в обмен на исполнение требований, выдвигаемых Явлинским. Это ли не торг?

В общем-то ничего постыдного тут не было. Так делается повсюду, где существуют свободные выборы. Все опять-таки упирается в главный вопрос: во имя чего такой торг ведется?

Особенность тогдашней российской ситуации известна: в случае победы одного из главных претендентов на президентский пост бывшего скромного труженика ЦК КПСС, а к тому времени вождя российского пролетариата товарища Зюганова страну ждала катастрофа. Тут все было ясно, никаких вариантов не существовало. В последнее время Ельцин по рейтингу вроде бы опережал пролетарского интернационалиста и российского национал-патриота, однако в целом положение было равновесное, шаткое, дополнительный запас прочности президенту, конечно, не помешал бы. В числе других на повышение этого запаса мог бы сработать и «лидер демократической оппозиции», однако мы видим, какую он просил за это цену. Тут Ельцин был прав: слишком высокая цена.