— Лучше, чем… другой? — нежно спросил он.

— Да! — быстро ответила она, и он вновь улыбнулся, зная, что она обманывает его, но эта самая ложь уверила его, что она на самом деле его любит, по крайней мере так, как она любила своего принца.

Потом тан заговорил вновь:

— Кэдерик, сын мой!

— Да, отец?

— Поклянись, что ты будешь чтить, уважать и защищать мою жену и мою вдову. Поклянись, что ты будешь охранять Уинн! — Это отняло у тана почти все оставшиеся силы.

Кэдерик посмотрел на умирающего отца. Жизнь в его глазах быстро угасала. «Осталась минута-другая», — подумал он бесстрастно.

Внезапно ужасающая мысль поразила тана. Вытянув удивительно сильную руку, он схватил сына.

— Клянись! — прохрипел он, стараясь скрыть отчаяние в голосе, когда сама его жизнь подходила к концу. — Клянись!

— Кэдерик, мой муж, во имя Всевышнего, молю тебя, поклянись, — просила Эдит.

— Мой господин! Мой господин! — Его четыре младшие жены, обступив его со всех сторон, цеплялись за него раздражавшими его пальцами. Он стряхнул их всех.

— Клянись! — Голос Эдвина перешел в шепот, но они все еще ясно слышали произнесенные слова.

Холодные глаза Кэдерика встретились с глазами Уинн, когда предсмертный хрип вырвался из горла Эдвина Этельхарда.

Эдит и другие женщины упали на колени и начали молиться, когда рука тана разжалась и выпустила руку сына, безжизненно упав.

Старая Элдред медленно прошаркала через весь зал и распахнула дверь навстречу утру. Широкий луч солнца брызнул по полу. Где-то вдали послышалась светлая песня жаворонка. А потом, не спуская ни на минуту глаз с Уинн, новый тан Элфдина произнес безжалостным, резким голосом:

— Теперь, уэльская женщина, ты моя!

Несмотря на яркий декабрьский солнечный свет, день был мрачный.

Уинн отошла от тела Эдвина и направилась к Эдит.

— Как вы обычно хороните своих умерших? — спросила она коленопреклоненную женщину. «Сегодня день зимнего солнцестояния, — подумала она. Подходящий день для того, чтобы умереть, как и любой другой». Беззвучные слезы катились по ее липу.

Обессиленная, Эдит с трудом поднялась на ноги.

— В старые времена среди нашего народа существовал обычай сжигать усопших. Люди, живущие к югу от нас, предавали своих мертвых земле и клали вместе с ними в могилу столько вещей, сколько покойный заслуживал и сколько могли позволить себе его родственники. С приходом священников мы просто хороним. Кладбище — рядом с маленькой церковью.

— Ты поможешь мне подготовить тело? — спросила Уинн. Она чувствовала себя уставшей и была сражена словами Кэдерика у тела бедного Эдвина. У нее болели груди, и, взглянув вниз, она обнаружила, что ее туника была не только в пятнах крови, но и молока.

— Конечно, я помогу тебе, — быстро отозвалась Эдит, видя, в каком состоянии находится Уинн, и обняла ее, — но сначала тебе надо покормить Аверел.

— Не начинай без меня, — мрачно сказала Уинн. — Я должна, как жена, оказать Эдвину последнюю дань моего уважения, которое он заслужил. — Она освободилась из рук Эдит и взяла у няни спящую дочь.

Усталой походкой она поднялась по лестнице в большую спальню, где поменяла Аверел пеленку, а потом села, полностью изнуренная, покормить Аверел. Она баюкала малютку, пока та с жадностью сосала ее грудь.

Обжигающие слезы медленно катились по ее щекам. Уинн задумалась над той угрозой, которая сейчас нависла над ней.

Кэдерик откровенно заявил о своих намерениях, но она просто не могла допустить подобного. Уинн отдавала себе отчет в том, что сейчас она очутилась в худшем положении, чем тогда, когда Рори Бэн привез ее в Элфдин. Тогда она просто носила дитя, теперь их у нее двое, и их жизнь зависит от нее. Ей не удастся убежать с ними. Она должна остаться в Элфдине, но как уклониться от похоти Кэдерика, вот что занимало ее мысли. Ей нужен отдых и время, чтобы все хорошенько обдумать. Интуиция подсказывала ей, что Эдит ей в этом поможет.

Она почувствовала на себе его взгляд и, подняв глаза, увидела стоящего в спальне Кэдерика. Сколько времени он был здесь, она не знала. Он надменно стоял, опираясь на перемычку двери. У нее возникло непреодолимое желание убить его прямо на месте.

— Что тебе нужно? — спросила она ледяным тоном, не скрывая своей ненависти и отвращения к нему. — Твою сестру огорчит, если ты помешаешь ее еде. Ты уже отправил гонца к брату?

— Если задумала сбежать из Элфдина, — сказал он угрожающе, — расстанься с этой мыслью. Меня огорчит, если придется поставить тебе клеймо, как сбежавшей рабыне.

— Я не рабыня, и ты это прекрасно знаешь. Я вдова твоего отца и мать его дочери и не собираюсь никуда забирать Аверел из ее дома, где она находится в безопасности под защитой своего брата. Я никогда не брошу своих детей, Кэдерик. Поэтому я остаюсь здесь, чтобы быть уверенной, что ты верен своей клятве отцу.

— Ты не боишься меня, правда? — спросил он, подойдя к ней. Он протянул руку и коснулся ее головы.

— Нет, — спокойно ответила Уинн, — я не боюсь тебя, Кэдерик. Я презираю тебя, потому что, несмотря на твое имя, ты трус и хвастун в моих глазах Если ты попытаешься приставать ко мне, я приложу все силы, чтобы убить тебя. Проще я сказать не могу.

Он неприятно расхохотался, его пальцы схватили Уинн за косу, заставляя ее приподнять лицо, чтобы он мог взглянуть в ее зеленые глаза.

— Несмотря на наши разногласия с отцом, уэльская женщина, я восхищался им и перед ним в долгу, который не смогу никогда ему вернуть, потому что он отдал за меня жизнь. Даю тебе месяц, чтобы ты как следует оплакивала моего отца, а потом ты перейдешь в мою постель.

Каких сыновей ты принесешь мне, уэльская женщина! Мне все равно, что ты не любишь меня, кроме детей, мне от тебя ничего не нужно. Роди их мне, и я буду обращаться с тобой, как с королевой.

— А если я не дам тебе детей, которых ты так отчаянно жаждешь, Кэдерик Этельмар? Что тогда? — свирепо спросила Уинн и подняла свою покормленную дочку к плечу, чтобы она отрыгнула.

— Ты дашь мне, уэльская женщина, — зарычал он. — Ты дашь! — И он, наклонившись, впился в нее губами.

У пораженной Уинн хватило присутствия духа больно укусить губы обидчика. Когда он с ревом ярости отпрянул от нее, она плюнула ему в лицо.

— Это вес, что ты когда-нибудь получишь от меня, Кэдерик Этельмар. Гнев и презрение! Ничего больше. Держись подальше от меня, мой господин!

Мгновение у него был такой вид, будто он вот-вот набросится на нее, столько ярости отразилось на его побагровевшем лице. Потом внезапно ярость, охватившая его, исчезла, и новый тан Элфдина разразился смехом.

— Клянусь Богом, Уинн, — он впервые назвал ее по имени, — что ты за женщина! Что ты за женщина! — Потом, повернувшись, вышел из спальни, оставив ее потрясенной и, если это вообще возможно, еще более уставшей и опустошенной.