— Я хочу этого, — прошептала девочка.

— Да будет так. Расскажи о себе.

— Меня зовут…

— Не надо, — сказала Селина. — У тебя будет другое имя. И рассказывать вслух не надо. Теперь мы едины, ты и я…

Эсмеральда

В хлеву было темно и пусто. Из-за двери в дом раздавался грохот и звон стекла — ломали наружную дверь и били окна. Раздавались пьяные выкрики: «Ведьмы! Сжечь обеих!..»

Мать прижала к себе, ее сердце отчаянно билось.

— Беги! Спрячься за баней и жди меня. Если я… не приду, убегай. Беги в место, которое видела во сне, в Москву.

— Мама! Бежим вместе.

— Нет, пусть думают, что мы в доме. Скорее, вдруг они обошли вокруг.

Накинула на нее свою кофту, вытолкала наружу, и было слышно, как задвигает засов.

Она пригнулась за поленницей, но как будто никого: темень, кому охота лезть через забор? В доме закричала мать: «Ублюдки! Только с бабами можете воевать!». В ответ послышался мат, ее передернуло. Пригибаясь, побежала к развалившейся баньке, спряталась за ней и выглянула. От ужаса похолодело нутро.

Окна дома озарились красным, и вот уже красный язык вымахнул из-за веранды. Подожгли! Среди пьяных воплей голос матери было уже неразличим.

Ее трясло, не было сил двинуться. Будто прикованная, смотрела, как пламя охватывает дом, как столбом взвеваются искры, как размахивают руками красные от огня погромщики… И только когда страшный костер стал угасать, нашла силы тронуться с места, и стала огородами выбираться из деревни.

Так началось ее долгое путешествие — в страхе, голоде и холоде. Хорошо, что мать научила ориентироваться по солнцу: часто ходили по грибы и ягоды, чтобы продавать проезжающим. И Большую Медведицу показала, так что нетрудно было найти Полярную звезду. Если стать к ней лицом, то справа будет восток.

Ее дорога лежала на запад.

Первый день пробиралась лесом, в стороне от шоссе. Далеко уходить от него боялась, шум машин не давал заблудиться. К вечеру стал донимать голод, в кармане кофты нашелся лишь кусок черствого хлеба. И ягоды уже прошли…

Когда настали сумерки, впереди показался поселок. Хотя было страшно, решила попытать счастья: вдруг кто накормит? У окраинного дома на лавочке сидели две женщины. Поздоровалась, сказала, что отбилась от родителей, и попросила что-нибудь поесть. Женщины внимательно оглядела ее, переглянулись, но одна зашла в дом и вынесла четвертинку батона, тоже черствого. Чтобы избежать расспросов, быстро ушла и стала грызть батон на ходу.

Немного утолила голод, но все глубже запускало когти отчаяние. Люди ненавидят рогн — в следующий раз могут не покормить, а вызвать полицию, и та отвезет в приют. Как мать пыталась спасти ее от этого!

Брызнули слезы, она шла по какой-то боковой улочке, ничего не видя вокруг. Это и подвело…

Ее схватили сзади, прижав руки к бокам. На лицо накинули какую-то тряпку. Кто-то дернул за ноги так, что упала в бурьян. Уже разворачивали на спину и задирали платье.

— Не надо! — закричала она, но в рот затолкали вонючую тряпку. Попыталась укусить пальцы, однако получила такую оплеуху, что из глаз посыпались искры.

Раздался возбужденный мальчишеский голос: — Я первый! Хорошенько держите ей руки. Раздвиньте ноги. Ну, бля…

С треском сорвали трусики. В отчаянии, она выгнулась всем телом.

Вдруг руки, оттягивавшие ей ноги в разные стороны, ослабели.

— Ну, ты! — грубо сказал кто-то. — Проходи, не задерживайся. Это ведьма. Мы с ней позабавимся, а потом перережем глотку. Кому говорю, мудак?..

Что-то треснуло. По животу хлестнула волна жара, а ткань слетела с лица. Раздался отчаянный вопль. Она быстро перевернулась на бок и стала подниматься.

Рядом полыхал костер. Он не был неподвижен, а метался из стороны в сторону, издавая пронзительные вопли. Из огня выметывались руки, по ним плясало пламя — это заживо горел человек. Вот он смолк, упал бесформенной кучей, и пламя яростно загудело, пожирая его.

Она наконец встала: несколько силуэтов убегало в сумерках, а неподалеку стоял человек — темная кряжистая фигура. В отчаянии она вскинула руки, но ведь толком ничего не умеет, разве что поджечь сухую траву…

— Спокойно! — прогудел мужской голос. — Я тоже рогн. Я помогу тебе.

Руки бессильно упали, а рогн осторожно приблизился и взял за руку, прикосновение обожгло.

— Какая ты холодная. Пойдем отсюда, тебе надо теплее одеться.

Он повлек ее в сторону, где ярко горели огни. Похоже на центральную улицу: светят фонари, мигает вывеска торгового центра. Но как она войдет туда — все увидят, что она рогна, и денег нет.

— Зайдешь после меня! — приказал рогн.

Он вошел и поднял растопыренные ладони.

— Это ограбление! Я — рогн. Сожгу любого, кто посмеет мне помешать. Всем выйти из магазина!

Она вошла следом и, дрожа, стояла в стороне, пока мимо пробегали испуганные люди. Это было обычное торговое заведение: справа кое-какая одежда и предметы кухонного обихода, слева продукты. Рогн заглянул направо и подхватил рюкзак.

— Я наберу еды, — прогудел он, — а ты найди себе одежду. Потеплее, нам придется спать на земле. Своего ничего не оставляй, по следу могут пустить собак.

Он пошел мимо полок, сметая продукты в рюкзак, а она стала торопливо перебирать одежду на вешалках. Повезло, нашлось и женское белье, старые трусики так и пропали. Такого свежего и белого у нее никогда не бывало. Натянула джинсы — хоть и мешковаты, но лучше порванного платья, надела новую плотную блузку, только мамину кофту оставила. Связала старую одежду в узел и направилась к выходу.

Рогн ждал ее с рюкзаком за спиной.

— А деньги? — заикнулась она.

Рогн недобро усмехнулся: — Тебя насилуют, убивают, и ты должна им деньги? Иди сразу за мной.

Он вышел, опять подняв растопыренные пятерни. Напротив входа стоял полицейский ховер, в окнах маячили пятна лиц.

— Стойте! — раздался громовой голос. — Руки вверх!

Рогн осклабился и пошел прямо на ховер, еще выше поднимая ладони. Голубоватая змейка вылетела из них и мимолетно оплела машину.

Ховер дернулся и рванул в воздух.

— Теперь иди впереди меня, — сказал рогн. — В ту сторону. Ничего не бойся.

Двинулись. По ложбинке на спине стекал холодный пот, в любой миг их могут убить. Сзади и в самом деле раздались хлопки, но в тот же миг из темноты рвануло ослепительно-белое пламя, и грянул гром.

— Глупцы! — с презрением сказал ее спутник. — Они не потрудились узнать побольше о рогнах. На тонком плане у меня круговое зрение, и мне не обязательно наставлять ладони.

Ее трясло, еле переставляла ослабевшие ноги, но кое-как дошли до окраины. Рогн с сожалением глянул на огромный грузовик.