Лицо королевы подергивается под слоем белил.

– Он едет из любви ко мне, – заявляет Елизавета.

Джеймс Мелвилл, шотландский чародей с мягким голосом, нанятый его королевой, чтобы обманом заставить Елизавету объявить Марию наследницей, прибывает ко двору в конце лета. Дни стоят теплые, однако ночью становится все холоднее; листья меняют цвет, пылая оттенками бронзового, золотого и красного. Елизавета, любительница жаркой погоды, не бросает летних развлечений и настойчиво требует устроить плавание на королевской барже, чтобы посмотреть закат с реки, хотя в сумерках из долины дует холодный ветер.

Королева приглашает шотландского дипломата сесть рядом с ее троном в центре баржи. С одной стороны устроилась я, с другой – Кэт Эшли, вернувшая благосклонность Елизаветы. Карлица Томазина стоит на коробке на носу баржи, разглядывая серебристый поток. Я отворачиваюсь от нее. Не хочу смотреть, как она машет рыбакам и гребцам на верейках, словно ребенок.

Елизавета шепчется с шотландским советником, явно надеясь сохранить беседу в секрете. Однако я понимаю, что скрыто за его скромной улыбкой, с такой же легкостью, с какой моя сестра Джейн понимала греческий. Я точно знаю, что королева просит его убедить Марию Стюарт выйти замуж за Роберта Дадли, а в награду она получит права Катерины и будет названа преемницей Елизаветы. До тех пор она обещает Мелвиллу держать Катерину под домашним арестом, подавлять все кампании и публикации в ее поддержку. Елизавета желает назначить Марию, королеву Шотландии, своей наследницей, тогда как моей сестрой все будут пренебрегать до свершения уговора.

Я не осмеливаюсь глянуть на Кэт Эшли, которая, должно быть, осуждает это безумие так же, как Мелвилл, как Уильям Сесил и сам вынужденный жених Роберт Дадли. Мы все считаем, что, когда придет время отъезда, Елизавета не сможет отпустить его. Мы все считаем, что Мария не обрадуется отвергнутому любовнику. Мы считаем, что Роберт Дадли, несмотря на безмерное тщеславие, не отважится встать на один уровень с королевой, которая еще не скомпрометирована физической близостью с ним. Тем не менее Елизавета дает понять, что настроена решительно; она все что-то шепчет и шепчет с настойчивостью на ухо шотландскому посланнику, и тот наконец-то согласно кивает, кланяется и отходит.

Елизавета откидывается на спинку трона и с улыбкой говорит своей любимой Кэт:

– Он все сделает. Он убедит ее, и она выйдет за Дадли.

– Я понимаю, ради чего будет стараться Мелвилл, ведь для него сделать свою королеву наследницей трона Англии – это большая награда. Но согласится ли Дадли? А вы сами?

Елизавета поворачивает голову.

– Я могу доверить Роберта только ей, – приглушенным тоном отвечает королева. – И ее только Роберту. Выйди она за дона Карлоса или французского герцога, рядом с нами поселился бы враг, а через реку Твид хлынули бы католические священники. Но Роберт спасет меня, как спасал раньше. Он женится на Марии и подчинит ее себе.

– Вам ведь придется отпустить его, – осторожно замечает Кэт. – Отдать другой женщине.

– Возможно, это случится не так уж скоро, – неопределенно говорит Елизавета. – На приготовления уходит много времени, верно? И мы иногда можем бывать втроем. Устроим Северный двор в Йорке, Ньюкасле или Карлайле, и так каждое лето. Организуем Совет Севера, и Роберт будет им командовать. А как только Мария забеременеет, он вернется в Англию.

– Забеременеет, – повторяет Кэт, не сводя глаз с лица королевы. – Она молода и готова к продолжению рода. Говорят, Мария по ночам плачет в подушку, мечтая о муже. Вдруг она влюбится в сэра Роберта и это будет дитя любви? Что вы почувствуете, узнав, что Мария носит его ребенка? А как поступит он, если у него родится наследник трона Шотландии и Англии? Не боитесь, что он тоже полюбит Марию? Какой мужчина не будет любить свою супругу в таком случае?

Лицо Елизаветы под слоем белил становится бледнее. Наверное, живот у нее сводит от ревности.

– Он должен стать отцом принца, – защищает королева свою идею. – Этот человек полностью подходит для владения королевством. И возможно, пройдет так много времени, что, когда они поженятся, Мария будет уже слишком стара для родов.

– Ей двадцать один, – напрямую говорит Кэт. – Надолго ли вы сумеете затянуть все это?

Елизавета прикрывает плечи мехом и обращает свое яростное лицо ко мне. Я вздрагиваю от ее мрачного взгляда.

– Все лучше, чем терпеть ее сестру, – резко заявляет она, кивая рыжей головой в мою сторону. – Я не вынесу соперников вблизи. Не позволю ей обустраивать семейное гнездышко с Сеймуром и помещать герб Англии на свой геральдический щит. Все готовы переметнуться на ее сторону, но я не допущу, чтобы при моем дворе была молодая женщина вроде Катерины Грей, которую все сравнивают со мной.

Никто не верит, что королева расстанется с Робертом Дадли. И все же она убеждает Джеймса Мелвилла в серьезности своих намерений, и Уильям Сесил занимается приготовлениями для встречи представителей шотландской и английской сторон в Берике, где будет подписан договор о браке и союзе. Карлица Томазина смотрит на меня, пряча улыбку, будто мы двое, видящие Елизавету не только когда она хвастается своими танцевальными и музыкальными навыками или своей ученостью шотландскому послу, знаем больше, чем эти мужчины, вынужденные восхищаться ею. Чтобы представить своего фаворита достойным женихом, она решает пожаловать ему титул графа Лестера и барона Денби, и весь двор собирается в большом зале, чтобы увидеть, как Роберт Дадли, сын предателя и внук изменника, опускается на колени перед королевой, а встает уже графом. Королеву Марию необходимо заверить в том, что Елизавета любит Дадли как брата и уважает как лорда. Однако она не способна завершить и эту комедию, не испортив сцену. Когда Роберт становится на колени, Елизавета гладит его по затылку. Это замечает и шотландский посланник, и все остальные. Она показала всему миру, что любит Дадли и что он у нее под каблуком. Мария, королева Шотландии, никогда не возьмет объедки Елизаветы, если та хотя бы не сдвинет их на край блюда. А Дадли будто весь в ее слюне.

Одним ноябрьским вечером я спешу ко двору через холодный туман, поднимающийся с реки, вокруг факелов во внутреннем дворике видна дымка от мелкого дождя, как вдруг Томас появляется из тени у главных ворот, словно поджидал меня.

– Томас! – восклицаю я. – Что вы здесь делаете? Я не могу побыть с вами, мне надо в большую столовую.

Он хмурит свое крупное лицо, шапочка смята в огромных ладонях.

– Я должен был вас увидеть.

– В чем дело?

– Случилась беда, – печально отвечает он. – Ох, Мария, видит Бог, я бы хотел вас от этого оградить.

Я в ужасе сглатываю ком в горле.