поклоны ему, Ромодановскому, и И. И. Бутурлину не прямо, а через третьих лиц[509] и притом в письме, в котором передаются поклоны и другим разным лицам самого низкого чина, например Кревету и Инехову: «А на том, господине, не челом бьем, что в том же писме с нашими лицы написаны, которым было непристойно с нашими лицы вобще писать, ниских самых чинов: Андрей Крефт, Иван Инехов, и за то мы тебя, господине, не похваляем. А как, господине, с Воронежа пойдете, и о том ко мне ведомо учини». Выражая в письмах неудовольствие, ворчливый князь-кесарь старается, однако, сделать Петру приятное подписями. Первое письмо он подписывает с большими ошибками на немецком языке: «Hat geschriben mit sein eigen Hant Knes Fedor Romodanoffski», а последние два русскими словами, но все же, по крайней мере, латинскими буквами: «Prepisal Knes Fedor Romadanoffski, svoheiu rukoiu» и «Pripisali Knes Fedor Romodanoffski».

«Min Her Kenih, — отвечает Петр 2 мая. — Писма твои, государские, первое апреля 8, другое 15, третье 22 дня писанные, мне отданы, в каторых в первом изволишь писать, что для чего турченина не отдали. И то вина не моя, для того: где мне всех их имена упомнить? А дело это Тихона Никитича: естли он ведал, для чего он тебе о том не возвестил? А мне он пишет, что от тебя про то не слыхал. — В последнем писме изволишь писать про вину мою, что я ва[ши] государские лица вместе написал с и[ными], и в том прошу прощения, пото[му] что карабелщики, наша братья, в чинах не искусны. — А о здешнем возвещаю, что завтрешнего дня пойдет рано с Воронежа господин адмирал, да с ним 8 галей; да галиас три дни, как пошол; воевода и генералы уже неделя и болши, как пошли. Piter»[510].

Из приведенного письма видно, что Петр собирался плыть вместе с Лефортом и что их отъезд был назначен на 3 мая. Довольно странно поэтому в письме от 3 мая к Кревету читать, что он намеревается выехать «завтра». «Min Her, — пишет он Кревету, причем, конечно, прежде всего речь идет об инструментах. — Писма твои, первое апреля 17 и 22 дня писанные, мне дошли, из каторых в одном пишешь, что бутто я о цыркелях деревянных писал да о кумпасе. И я писал деревянные зделать линейки, а не цыркели, для того, чтоб бумаги не марали; а кум-пас против того, что нынече в ящике прислан. — Имя нашей галере Принципиюм. О здешнем: господа воевода и генералы уже болши недели пошли в путь свой, а мы з господином адмиралом пойдем завтре в восми галерах, а достольные за нами тоже поспешать будут. Piter. С Воронежа, мая 3 дня». Противоречие этого письма можно, кажется, объяснить так, что оно писалось 2 мая, как и письмо Ромодановскому, но было подписано 3 мая, когда была проставлена на нем и дата. Что Петр выехал из Воронежа действительно 3 мая, видно из одной официального характера заметки, сохранившейся среди дел о воронежском струговом строении в архиве Разрядного приказа. В ней читаем: «Мая в 3 числе великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея великие и малые и белые России самодержец изволил итти с Воронежа большого морского всего флота на уготованной первой каторге с воинскими пехотными людьми». Царя сопровождали: «комисарий-генерал» Ф. А. Головин, кравчий К. А. Нарышкин, стольник комнатный И. А. Головин «и иные того ж морского флота начальные люди»[511]. Впрочем, дату отъезда 3 мая подтверждает и ряд писем, написанных Петром друзьям по обычаю в день отправления в путь в Москву: Л. К. Нарышкину, Г. И. Головкину, Виниусу и вдогонку плывущему по Дону А. С. Шеину. Из них дошло до нас только письмо к Виниусу, об остальных мы узнаем из сохранившихся ответов. «Min Her, — пишет Виниусу царь. — Сего дня с осмью галерами в путь свой пошли, где я от господина адмирала учинен есмь камандором», — т. е. командующим этой эскадрой из 8 галер. Список остающихся пока в Воронеже галер Петр послал при письме к Головкину. Виниус может с ним познакомиться у него. «А какие еще осталися и для чего, и об том писал я Гаврилу Ивановичю; изволь там уведомитца». Заключительные строки этого письма содержат намек на какое-то поручение, о котором пишет с той же почтой к Виниусу комиссар-генерал Ф. А. Головин, и без письма Головина непонятны: «От Федора Алексеевича писмо чрез сию почту естли до тебя дойдет, изволь послать за моря и в ыные места. Можешь догадатца, какое оно и для чего; о сем и на Москве мы говаривали. Piter. С Воронежа, маия 3 дня»[512]. В ответах корреспонденты выражают Петру благодарность за известие и удивление его трудам. «А что мой асударь, — пишет Л. К. Нарышкин, — изволил писать маия в 3 день, в путь свой пошли, и мы, воздав хвалу Господу Богу, за каторые труды твои может Бог воздать вся благая и намерение твое исправить». Головкин присланный к нему список галер показывал обоим генералиссимусам и другим лицам, кому следовало: «На милости твоей на писании благодарно челом бью, которое писано маия 3 числа при вашем отъезде с Воронежа. А что в том писме изволил ты писать ко мне о галерах и изволил прислать особое писмо, сколко их и какие им имена, и каковы мерою, и что на них людей и пушек, и по тому писму государем генералисимусом известно и господам, кому надлежало ведать, ведомо. А что ты изволил ко мне упомянуть в том же писании о своем недосуге, и то мы ведаем, в каком ты труде был в деле своем и какими скорыми временами такое великое дело окончилось». Дивился быстроте постройки флота также и князь Б. А. Голицын, которому Головкиным был показан список судов: «О росписи же, — пишет он Петру, — ей-ей, радуясь и плача, возблагодарил, что так малимы часи Бог через труды твои исправил. Дай Боже за тое, как сие суды, так и все совершать».

А. С. Шеина письмо Петра настигло на Дону 7 мая; в этот день он плыл мимо расположенных по Дону казацких городков Мигулина, Тишанки, Решетова и Вешки[513]. «Премилостивый мой государь каптейн, — писал он в ответ Петру. — За посетителное твое милостивое ко мне писание и о походе с Воронежа приях, благодарственно до лица земного челом бью, и радуюся, что поход обмиралской (так!) поспешает за нами. Известно милости твоей предлагаю о себе: непрестанно денно и ночно не медленно в пути спешу; проплыл Донецкой и иные многие казацкие городки; маия по 7 число жив