Аттиле выплатили значительные суммы — значительные, но не беспрецедентные, если сравнивать с выплатами другим иноплеменным вождям, имевшими место в прошлом. Восточная империя вполне могла позволить себе потратиться, если смотреть на дело в долгосрочном плане. В краткосрочной же перспективе это означало повышение налогов, в том числе и с представителей сенаторского сословия, что всегда вызывало недовольство у этой группы. Однако Аттила никогда не был хорошим соседом, и все по-прежнему боялись, что он решит возобновить нападения в любой момент, если сочтет, что Восточная империя уязвима. Он постоянно направлял посольства в Константинополь. Одна причина состояла в том, что, согласно римскому обычаю, тех щедро одаривали, дабы продемонстрировать дружественные намерения властей и заручиться расположением послов. Чтобы воспользоваться этим, Аттила обычно отправлял в Константинополь разных людей и таким образом награждал свою элиту за счет римлян. Частые посольства и их настойчивость в требовании переговоров, нередко по незначительным поводам, также помогали держать императора и его советников в состоянии тревоги, напоминая им, что не стоит верить в прочность мира.

Сохранилось примечательное описание, созданное Приском — членом делегации, отправленной Константинополем, дабы посетить Аттилу, так сказать, на его территории, в 448 году/ На нее возлагалась задача возвратить нескольких дезертиров (или беженцев) из империи Аттилы, хотя из семнадцати человек, затребованных гуннами, они привезли только пять. После долгой поездки (значительную часть пути их сопровождали гунны — послы, возвращавшиеся из Константинополя) они наконец достигли лагеря Аттилы. Был поздний час, и они попытались поставить палатки на холмике, но какие-то всадники тут же предупредили их: никому не разрешается располагаться так, чтобы его шатер стоял выше царского. Им пришлось подождать некоторое время, прежде чем удалось получить аудиенцию. Повеления, которые они получали, носили противоречивый характер: в них послам то предписывалось уехать, так как они не сумели привезти с собой всех беглецов и им нечего более предложить для обсуждения, то давалось обещание провести переговоры. Подобные действия (хотя и в миниатюре) очень напоминали дипломатию Аттилы в отношениях с римлянами: он не давал им успокоиться и угрожал силой, надеясь добиться уступок, когда, если можно так выразиться, начнется настоящий торг. Отряд римлян посетил ряд значительных лиц, которых задобрили щедрыми подарками и лестью, дабы те использовали свое влияние и добились, чтобы послов выслушал сам Аттила.

Среди тех, с кем они встретились, было немало любопытных персонажей. Одной из них стала вдова Бледы, очевидно, по-прежнему обладавшая богатством и авторитетом у местных жителей. Она выручила отряд римлян после того, как гроза опрокинула их палатку, дала им пищу, обогрела и предложила несколько привлекательных молодых женщин (жест гостеприимства у гуннов). Приск с важностью сообщает, что они позволили женщинам разделить с ними трапезу, но не воспользовались ситуацией. Они также пытались повидаться с Онегесием, наиболее влиятельным помощником Аттилы, но, не сумев получить доступ к нему, отправились к его брату Скотту. Другим лицом, принявшим римлян, стала одна из жен Аттилы, окруженная большим почетом, поскольку она родила ему первенца. Все это время послы тащились вслед за Аттилой, пока он путешествовал по своим землям; в какой-то из деревень он задержался, чтобы взять себе очередную жену. Наконец они прибыли в одну из резиденций, где он обычно задерживался подолгу и жил в большом деревянном чертоге, окруженном внушительным, хотя и декоративным, частоколом. Резиденция Онегесия была меньше, зато включала в себя банный комплекс, выстроенный по римскому образцу. Его построили пленники, жители империи, захваченные во время набегов на балканские провинции. На Венгерской равнине не было каменоломен, так что все материалы пришлось везти из мест, лежавших за сотни миль отсюда. Инженер, строивший их, надеялся получить свободу в награду за хорошо выполненный труд, но вместо этого был оставлен при банях навсегда для технического обслуживания.

Он был не единственным римлянином, которого встретили здесь послы. Приск был удивлен, когда какой-то «гунн» приветствовал его по-гречески. Этот человек оказался купцом, попавшим в плен во время разграбления одного из придунайских городов. Со временем он завоевал доверие своего хозяина, знатного гунна, сражаясь в его отряде против римлян и других народов. Он получил свободу, взял жену из гуннов и, по его словам, был доволен новой жизнью больше, чем старой. В разговоре с Приском он сожалел о тяжком бремени налогов в империи, коррупции в правительстве и критиковал юридическую систему за несправедливость и дороговизну услуг. Приск утверждает, что убедил его в превосходстве власти императора, но трудно с уверенностью сказать, действительно ли он имел это в виду или сам склонен был разделять критическое настроение, которое приписал собеседнику. Кроме того, в классической литературе существовала давняя традиция противопоставления примитивной честности варваров и продажности, господствовавшей в цивилизованных обществах. Помимо таких уцелевших пленников, здесь также находилось посольство из Западной империи. Оно прибыло, чтобы умилосердить Аттилу: предстояло решить вопрос о неких сокровищах из Сирмия, что в Паннонии. Местный епископ вручил их одному из помощников Аттилы, римлянину по имени Констанций, которого послала к царю Западная империя. Этот человек обещал выкупить священнослужителя, если тот попадет в плен; в случае смерти епископа Констанций должен был бы использовать сокровища, чтобы обеспечить свободу его пастве. Как оказалось, Констанций забрал золото себе, а позднее заложил его в Риме от имени Аттилы. Однако впоследствии он утратил доверие царя и был казнен. Теперь Аттила требовал не только золото, но и банкира, с которым Констанций заключил сделку. Римские послы надеялись убедить его ограничиться принятием равной суммы золотом.

Прошло немало времени, прежде чем Приску и его отряду довелось узреть Аттилу — поначалу лишь издали. Они увидели его посреди величественной процессии и стали свидетелями его учтивого обращения с одним из своих гос-теприимцев, когда он остановился в деревне, чтобы, сидя на лошади, принять от них еду и питье. Наконец, их пригласили на пир в его чертоги. Мероприятие носило официальный характер, и гостей рассаживали по старшинству. Римлян посадили слева от правителя, а не справа — последнее считалось более почетным, — и даже здесь предпочтение было отдано влиятельному представителю знати. Прозвучал целый ряд тостов; первый из них произнес Аттила, чье место находилось выше всех. Затем «для нас и гостей-варваров приготовили роскошную трапезу, поданную на серебре, но Аттила не ел ничего, кроме мяса с деревянного блюда. Во всем остальном он также выказал умеренность: его чаша была деревянной, тогда как его гостям подали кубки из золота и серебра. Платье его тоже было простым и обнаруживало лишь его пристрастие к чистоте. Меч, носимый им на боку, ремни его гуннских башмаков и уздечка его коня не были, подобно вещам других гуннов, украшены золотом или другими дорогими материалами».

* * *

Вероятно, эта церемония была далеко не так тщательно разработана, как при дворе императоров, но все в ней, если можно так выразиться, было пропитано духом Аттилы. Он подтвердил, что расположен к вождям-гуннам, а также явил свою власть, оказывая представителям римлян куда меньший почет. В основном он не обнаруживал интереса к происходящему, но перемежал безразличие вспышками ярости; очевидное расположение он выказывал лишь к одному из своих сыновей. Он проигнорировал представление, данное карликом, шутом по имени Зерко, бывшим любимцем Бледы. (Присутствие этого человека, происходившего из Северной Африки и говорившего на причудливой смеси латыни, готского и гуннского языков, несомненно, породило устойчивый миф о том, что сам Аттила был мал ростом.)