Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось, Кнехт?
– Господи, это ты! Да тут черт знает что случилось. Ты должен помочь мне. И по-быстрому.
– Ничего и никому я не должен. Отвечай на вопрос.
– Они нас раскрыли. Легавый сидел на лестнице и поджидал меня, когда я возвращался домой.
Волер остановился перед пешеходным переходом на выезде на кольцевую дорогу. Какой-то старик бесконечно долго переходил улицу странными мелкими шажками.
– И чего он хотел? – спросил он.
– А ты как думаешь? Арестовать меня, наверно.
– Так чего ж не арестовал?
– Да я как черт оттуда рванул. Слинял в момент. Но они за мной по пятам гонятся. Уже три патрульные машины мимо проехали. Ты слышишь? Они меня возьмут, если не…
– Не ори в трубку. А где другие полицейские?
– Я других не видел, просто убежал.
– Как же ты так легко улизнул? Ты уверен, что этот тип из полиции?
– Да-да. Это ведь он был!
– Кто «он»?
– Харри Холе, кто же еще. Он на днях в мастерскую заходил.
– Ты мне об этом не говорил.
– Мастерская по изготовлению ключей. Там полицейские всю дорогу ошиваются.
На светофоре загорелся зеленый свет. Волер посигналил водителю стоявшей перед ним машины.
– О’кей, потом с этим разберемся. Ты сейчас где?
– Я в телефонной будке перед, эх… зданием тюрьмы, – он нервно засмеялся, – и мне здесь жутко не нравится.
– В квартире было что-то, чего быть не должно?
– Квартира чиста. Все причиндалы на даче.
– А ты? Ты тоже чист?
– Ты же прекрасно знаешь, я завязал. Так ты приедешь или как? Черт, я весь дрожу.
– Спокойно, Кнехт! – Волер прикинул, сколько ему понадобится времени. Трюванн. Управление. Центр. – Представь себе, что это ограбление банка. Я тебе таблетку привезу.
– Я же говорю, что в завязке. – Он помедлил. – А я и не знал, что ты таблетки при себе имеешь, Принц.
– Всегда.
– А что у тебя?
– Mothers arms[64]. Рогипнол. Пистолет «Иерихон», что я тебе дал, с тобой?
– Всегда.
– Отлично. Тогда слушай внимательно. Встретимся в порту, в восточной части Пакгауза. Я довольно далеко оттуда, так что дай мне сорок минут.
– Ты чего мелешь-то? Приезжай сюда, черт побери! Сейчас же!
Волер не ответил, вслушиваясь в прерывистое дыхание Кнехта.
– Если меня возьмут, я тебя с собой утащу. Надеюсь, это ты понял, Принц? Я тебя сдам, если мне за это поблажка выйдет. Я, черт возьми, не желаю сидеть за тебя, если ты не…
– Ты вроде как запаниковал, Кнехт. А нам паника сейчас ни к чему. Где у меня гарантия, что тебя не взяли и ты не устраиваешь мне ловушку, чтобы и меня заодно утопить? Ты понял, о чем я говорю? Ты явишься туда один и встанешь под фонарем, чтобы я тебя отчетливо видел, когда приеду.
Кнехт застонал:
– Дьявол! Дьявол!
– Ну?
– Ладно-ладно. Отлично. Только таблетки привези. Дьявол!
– У Пакгауза через сорок минут. Под фонарем.
– Только не опаздывай.
– Погоди, еще кое-что. Я припаркуюсь подальше от тебя, и, когда крикну, ты подымешь пушку вверх, так чтобы я ее отчетливо видел.
– Зачем? Ты что, параноик?
– Могут, скажем так, возникнуть непредвиденные обстоятельства, а я рисковать не хочу. Так что делай, как я говорю.
Волер нажал клавишу отбоя и посмотрел на часы. Включил магнитолу на полную мощность. Гитары. Замечательный белый шум. Замечательное ощущение белого бешенства.
Он свернул на заправку.
Бьярне Мёллер с неодобрительным видом перешагнул порог и огляделся в комнате.
– Весьма уютно, не правда ли? – спросил Вебер.
– Наш старый знакомый, как я слышал?
– Альф Гуннеруд. По крайней мере, квартира на его имя записана. Отпечатков масса, скоро выясним, ему ли они принадлежат. Стекло, – он показал на молодого человека, который водил кисточкой по окну, – лучшие отпечатки всегда на стекле остаются.
– Раз уж вы начали отпечатки собирать, я могу предположить, что вы тут еще кое-что обнаружили?
Вебер показал на пластиковый пакет, лежавший рядом с другими предметами на шерстяном напольном покрытии. Мёллер присел на корточки и сунул палец в прореху в пакете:
– Хм. На вкус героин. Да тут где-то с полкило будет. А это что?
– Фотография двух детей, личности пока не установлены. И ключ от «Триовинга», но, во всяком случае, к этому замку не подходит.
– Если это универсальный ключ, в «Триовинге» определят владельца. Этот парень на фото мне кого-то напоминает.
– Мне тоже.
– Веретеновидная извилина, – произнес у него за спиной женский голос.
– Фрёкен Лённ? – изумленно воскликнул Мёллер. – А отдел грабежей здесь при чем?
– Это я получила информацию о том, что здесь хранятся наркотики. Я же и попросила тебя вызвать.
– Так у тебя и по наркотикам информаторы есть?
– Грабители и наркоманы – одна большая счастливая семья, ты же знаешь.
– Кто навел?
– Понятия не имею. Он позвонил мне домой, когда я как раз улеглась. Имя свое не назвал, и как узнал, что я из полиции, тоже не сообщил. Но данные настолько конкретные и подробные, что я взялась за дело и разбудила прокурора.
– Хм, – произнес Мёллер. – Наркотики. Ранее судим. Угроза уничтожения улик. Добро, надеюсь, напрямую получила?
– Можешь не сомневаться.
– Только вот трупов я здесь что-то не вижу, так почему меня вызвали?
– Наводчик мне еще кое-что сообщил.
– Что же?
– Якобы Альф Гуннеруд находился в интимной связи с Анной Бетсен. Как любовник и толкач. Потом она с ним порвала и, пока он срок отбывал, встретила другого. Что ты обо всем этом думаешь, Мёллер?
Мёллер посмотрел на нее.
– Я доволен, – сказал он, но ни один мускул не дрогнул у него на лице, – ты даже представить себе не можешь, как я доволен.
Он все не отрывал от нее взгляда, и в конце концов ей пришлось опустить глаза.
– Вебер, – сказал он, – заблокируй квартиру и вызови всех своих людей. Придется много поработать.
Стейн Томмесен уже два года оттрубил опером в дежурной части Управления уголовной полиции. Он стремился стать сыщиком, а в мечтах видел себя следователем. Тогда у него будет нормированный рабочий день, собственный кабинет, да и зарплата повыше, чем у старшего инспектора. Он представлял себе, как, вернувшись домой со службы, станет рассказывать Трине об интересном деле, которое он обсуждал с коллегой по убойному и сам считает невероятно запутанным. А пока он служил дежурным за нищенскую зарплату и ощущал смертельную усталость, даже когда ему выпадал случай поспать десять часов подряд. Выслушивая упреки Трине, не желавшей вечно вести такую жизнь, он пытался объяснить ей, каково это – целыми днями развозить тинейджеров с передозом по пунктам экстренной помощи, объяснять мелким, что им не стоит брать пример с отца, который избивает мать, и выслушивать грязные оскорбления от всех, кому ненавистна полицейская форма. Но Трине, возведя очи горе́, предлагала ему сменить пластинку.