Наконец, последним о том же самом писал Зосим – историк эпохи Гонория. Правда, он был не христианином, а убежденным сторонником старой государственной религии. Он видел вторжения готов и вандалов и полагал, что гибель империи (или, как он называет это, переход власти к германцам) является следствием того, что Рим отвернулся от веры отцов. Его мнение было у христиан столь непопулярным, что ученые объясняют порчу текстов Зосима их языческим содержанием. Однако они во многих отношениях представляют собой важное дополнение к христианской мысли и сочинениям того времени. Мнение Зосима о причинах гибели Рима появляется в разделах, описывающих правление Феодосия (iv, 59):

«Сенат все так же придерживался обычаев предков, и ничто не могло его вынудить на святотатство по отношению к богам. Феодосий собрал сенаторов и произнес речь, призывая их забыть свои, как он выразился, заблуждения и обратиться в христианскую веру, что означало бы забвение любых грехов и любого неблагочестия. Его речь никого не убедила, никто не желал забыть традиции, складывавшиеся с основания Рима, и предпочесть им глупое учение христиан. Они говорили, что благодаря помощи старых богов Рим уже тысячу двести лет не мог покорить ни один враг, но никто не знает, что случится, если старая вера будет заменена новой. Феодосий возразил, что простой народ не в силах оплачивать жертвоприношения и религиозные церемонии и что он сам хочет покончить с ними, потому что они ему не нравятся, да и на военные нужды требуются деньги. Хотя сенаторы ответили, что святые обряды невозможно исполнять должным образом, если за них не заплатит государство, закон о жертвоприношениях был отменен и стародавние римские традиции преданы забвению. И вследствие этого римская держава и империя ослабели и стали домом для варваров – вернее, лишившись всех своих обитателей, пришли в такой упадок, что были забыты даже места, где раньше стояли города».

В другом месте (ii, 7) Зосим говорит, что после Диоклетиана, пренебрегавшего обрядами, «империя постепенно умирала, незаметно погружаясь в варварство».

Неудивительно, что христианские авторы, со своей стороны, всегда объясняли упадок и падение Рима исполнением Божьей воли. Достаточно сослаться на самых важных и интересных из этих авторов – раннего христианского писателя Минуция Феликса (конец II века), самого Августина (IV–V века) и последователя Августина, историка Орозия. Какого бы мы ни были мнения об этих авторах, которые, разумеется, судили римскую жизнь исключительно со своей религиозной точки зрения, тем не менее, нам удастся вынести ценный урок из их сочинений: мы научимся избегать ошибки многих выдающихся современных ученых, которые идеализируют Римскую империю и ее гигантскую организацию.

Христианские авторы лучше, чем кто-либо, понимали одну истину: Римская империя, в сущности, как говорит Минуций, «строилась и расширялась посредством грабежей, убийств, преступлений и подлостей», как мы и пытались показать в главе о жестокости римлян. Августин в своем «О граде Божием» идет дальше и проводит более глубокий анализ. Он приводит многочисленные примеры, доказывая, что империя, покоящаяся на таком насилии и несправедливости, неизбежно содержала в себе семена упадка. Благородная сквозная мысль всего его сочинения, возможно, наиболее четко выражается в следующих отрывках (iv, 33): «Итак, оный Бог, Виновник и Податель счастья, – поелику один есть истинный Бог, – сам раздает земные царства и добрым, и злым. И делает Он это не без разбора и как бы случайно (ибо Он – Бог, а не Фортуна), но сообразно с порядком вещей и времен, – порядком для нас сокровенным, а Ему вполне известным. Этому порядку Он не подчинен, однако же, рабски, а царствует над ним, как Владыка, и располагает им, как Правитель. Но счастье Он ниспосылает только добрым».

Августин согласен с величайшим из своих языческих предшественников, что «чудесные подвиги Рима имели два первоистока – свободу и жажду славы». Но он высказывает и другую мысль, в которой я вижу великое достижение его философии истории. Для него грандиозные успехи римской политики не являются доказательством большой человечности римлян, ибо мы не должны забывать, как он говорит, что империя росла благодаря несправедливости по отношению к тем, с кеми она вела справедливые войны. Иными словами, народы, покоренные Римом, были сломлены его мощью лишь потому, что они были еще хуже римлян.

Мысли Августина по проблеме империализма столь интересны и столь понятны современному читателю, что мы процитируем их здесь: «Войны и покорение иных народов злым людям кажутся счастьем, добрым же – лишь необходимостью. Эту необходимость можно назвать счастьем лишь оттого, что все могло бы быть еще хуже, если бы праведные были покорены неправедными. Но кто сомневается, что большим счастьем будет жить в согласии с добрым соседом, чем одолеть злого соседа в войне? Лишь порочные люди доходят до того, что ищут предмет ненависти или боязни, дабы победить этого врага в бою».

Таков вердикт истинного христианина империалистической политике, и в нем выражается великое достижение политической мысли, на которое оказалось способно лишь христианство. Августин не мог поверить в вечность Римской империи, поскольку, как преданный христианин, он верил в библейские слова о том, что «небо и земля прейдут».

Орозий, христианский историк, который был духовным учеником Августина, полагал, что первые признаки inclinatio imperii (упадка империи) проявились еще при убийстве Юлия Цезаря.

Итак, все эти христианские авторы придерживались взгляда, что римское христианство должно принять в наследство от языческого Рима задачу по формированию мировой истории и до скончания времен выполнять эту задачу на новой основе, более здравой и лучше соответствующей божественной воле. Этот взгляд получил распространение во время германских вторжений, когда мировое духовное лидерство переходило к христианам одновременно с тем, как власть над миром оказалась в руках завоевателей. Но рамки нашей книги не дают нам возможности развивать эту тему дальше.

Итак, мы приходим к следующим результатам. Многие древние авторы ощущали, что в Римской империи происходят некие внутренние перемены, и по-разному выражали это представление. Но оно получило всеобщее признание, когда христианство с духовной стороны и варвары – с политической начали одолевать внутренне деградирующую imperium Romanum.

Но даже сейчас нам не вполне ясно, какие причины привели к этому краху, переменам, упадку или развитию – с какой стороны посмотреть. И тем более мы не знаем, какую роль в этом процессе играла деградация сексуальной жизни; мы даже не знаем, играла ли она вообще какую-либо роль. Поэтому попробуем забыть обо всех известных концепциях исторического процесса и всех философиях жизни, чтобы наиболее объективным образом воспользоваться имеющимися свидетельствами и найти какие-либо указания на причины, давшие толчок или оказавшие влияние на это развитие.

Можно сказать, что римское племя сочетало в себе самые различные элементы (возможно, даже чужеродную кровь этрусков). И позволительно сделать предположение, что народ, имеющий такое происхождение, может какое-то время покорять и править миром, но затем – когда завоевания, разжигающие его амбиции, наконец завершились – обречен на вырождение, поскольку не является единым целым. Однако этнологические вопросы крайне трудны для рассмотрения, и мы их опустим. Тем не менее, ясно, что после покорения Римом Карфагена, Греции и Малой Азии в Италию хлынуло множество разных племен, смешиваясь с чистой римской кровью. Это было серьезное отступление от старых идеалов, так как империя строилась на солидарности старинных аристократических семейств. Кроме того, лучшая италийская кровь истощилась в постоянных и жестоких войнах, а компенсировать эту утрату было нечем. Основание ветеранских колоний оказалось плохим средством от обезлюдения, так как населявшие их отставные солдаты, вероятно, не могли считаться представителями старой римской породы. Даже в конце республики доля чистокровных римлян в этих колониях была невелика; и задолго до того, как империя формально прекратила существование, они претерпели перемены и приток нового населения, что еще сильнее уменьшило долю истинной римской породы.