Она вдруг вспомнила, каким взглядом провожал ее Миллер. Этот взгляд поразил ее. Он сидел за столом, чуть склонив голову набок и скривив губы в ухмылке… А в глазах его светилось сочувствие! Когда она уже была в дверях, он вдруг проговорил:

— Порой нам приходится совершать ужасные поступки, просто ужасные. Но нас утешает мысль, что мы движимы благими намерениями.

И вот это бесило ее сейчас больше всего. Ведь она была почти согласна с ним. Мэгги никогда не считала себя наивной пацифисткой и никогда не верила в то, что все люди хорошие и стоит им только напомнить об этом, как установится мир во всем мире. Она отлично знала, как вершится большая политика. И она полностью разделяла опасения Миллера в отношении того, что будет, если глиняная табличка с завещанием Авраама всплывет на свет божий. В конце концов Миллер поставил перед собой цель переизбрания президента на новый срок. А это случится, если арабы и израильтяне подпишут мирное соглашение. И кого волнует, корыстны или бескорыстны при этом были побуждения тех, кто этого добился… Главное, что будет положен конец извечной вражде между двумя народами, перестанет литься кровь, человеческая жизнь вновь начнет цениться…

Мэгги Костелло готова была подписаться под каждым пунктом этого плана. Она не первый год жила на свете и отлично знала, что дипломатические соглашения заключаются вовсе не благодаря любезности договаривающихся сторон, не благодаря усилиям ораторов с хорошо подвешенным языком, которые проповедуют мир, и даже не стараниями очаровательной «ирландской девушки», которая настолько мила, что участники переговоров просто не смеют ей ни в чем отказать. Дипломатические соглашения заключаются тогда, когда стороны вдруг начинают понимать, что это в их интересах. А чаще — когда это начинают понимать великие державы. Вот решили в один прекрасный день «большие парни», что им надоела война, — и война кончилась.

Так что Мэгги внутренне была согласна с Миллером. Если бы он, или Санчес, или Дэвис, или даже Бонхэм — ей не хотелось верить в то, что все они были заодно, — с самого начала рассказал ей обо всем, попросил о помощи, она, возможно, и не отказала бы. Она нашла бы способ сделать работу, но они ей не пожелали довериться. Ее использовали как инструмент в чужих хозяйских руках, как пешку на шахматной доске, чья роль состоит в том, чтобы быть… трахнутой одним из королей.

Ей стало зябко, и она обхватила плечи руками. А может, это всего лишь усталость. Сейчас она встанет, пойдет к себе, примет душ и заснет. А когда проснется, тут же отправится в аэропорт. «И куда же ты полетишь?» — спросила она себя. «Все равно куда», — ответил ее внутренний голос. Переступив порог вестибюля и сосредоточенно смотря себе под ноги, словно боясь споткнуться, Мэгги ускорила шаг. Глупо, конечно, но ей казалось в ту минуту, что все взоры обращены исключительно на нее.

— Мисс Костелло! Эй, мисс Костелло!

Это была девушка с ресепшена, изо всех сил размахивающая каким-то конвертом. А когда поняла, что ей не удалось привлечь внимание Мэгги, она выбежала из-за своей конторки и через весь вестибюль бодрой трусцой помчалась ей навстречу.

«Что ж так орать, идиотка?!» — подумала Мэгги, останавливаясь, но не поднимая глаз.

— Как хорошо, что я вас не пропустила, мисс Костелло! Он сказал, дело срочное. Вы буквально на несколько минут разминулись с ним. Он сидел вон там и ждал вас. Я сказала ему…

— Пожалуйста, не так быстро. Я очень устала и плохо соображаю. Кто меня ждал? Зачем?

— Он пришел сюда около часа назад. Я ему сказала, что он может оставить голосовое сообщение на ваш телефон, который стоит в номере. Но он отказался и просил передать вам вот это.

Она протянула Мэгги конверт.

Встретимся в забегаловке, которая когда-то была хорошей. Я знаю, что надо делать. Владимир-младший.

Иерусалим, пятница, двумя часами ранее

Боль, которая сначала затопила мозг обжигающей волной, теперь локализовалась в одном месте и чуть отступила. Во всяком случае, он к ней попривык. Ему было уже не так больно, как в тот момент, скажем, когда его тащили обратно к «мерседесу».

Ури пришел в себя всего несколько минут назад. А может, и час — он потерял счет времени. В первый момент ему показалось, что он лежит в какой-то комнате, в кромешной темноте, а потом память начала возвращаться, и он вспомнил, как пуля ударила в ногу. Может быть, он на самом деле валяется без сознания и то, что он очнулся, — всего лишь иллюзия. Одна из тех, о которых рассказывают люди, пережившие клиническую смерть.

Сначала Ури понял, что может открывать и закрывать глаза. Затем он почувствовал свои руки. Они были неподвижны. Может быть, парализованы?.. Ему стоило трудов не запаниковать. Такое с ним уже бывало однажды. На ливанской границе. В его танк ударила ракета, выпущенная боевиками «Хезболлы». Водитель и стрелок-радист были убиты наповал, а у него ни царапины, хотя он тогда наполовину высунулся из люка. После удара ракеты Ури нырнул в танк, и глазам его предстало ужасающее зрелище. Тошнотворный ужас подступил тогда к его горлу, но он смог не удариться в панику. Сердце билось ровно и даже медленнее обычного. Вот как сейчас…

Ури тут же вспомнил, что случилось с ними на иерусалимской дороге. Собственно, все произошло очень быстро, едва ли не в течение минуты. Они увидели, что за ними следят. Он затормозил на повороте, давая Мэгги возможность незамеченной покинуть машину. Он знал, что у него самого мало шансов, но не сомневался ни секунды, когда принимал решение. Им владело только одно стремление — помочь Мэгги спастись.

Он провожал ее глазами. Увидев, что она скрылась за краем обрыва, Ури выбежал из машины и попытался повторить ее маневр, но в другом месте. Впрочем, было уже слишком поздно. Не успел он отбежать от машины и на пять шагов, как в ногу ему ударила пуля и он мешком повалился на прохладный после ночи асфальт смотровой площадки.

Руки наконец стали оживать. Они сказали ему, что проблема не в параличе, а в крепкой веревке. Повязка на глазах и путы на руках — хороший знак. Значит, он еще не умер. Его просто взяли в плен. Осознав это, Ури почувствовал, как сердце забилось быстрее.

Ури попытался освободить руки, но очень скоро понял, что ему это не удастся. Он был привязан к стулу, на котором сидел. Сильно ли его ранило? Проверить это он тоже не мог. Все тело ныло, и он даже не уверен был, что знает, в какую именно ногу угодила пуля.

Кто его сюда притащил? Ури вдруг вспомнились крепкие мужчины в масках, но он не знал, видел ли он их на самом деле — там, на дороге, — или ему просто почудилось. Когда Ури запихнули в машину, он слышал, как разговаривали похитители. И в разговоре всплыло имя Дауд. И снова Ури не был готов поручиться за то, что точно слышал это. Все происходящее уж больно смахивало на американские фильмы. Да и люди, которые схватили его, переговаривались между собой по-арабски, но с явным американским акцентом.

Наверное, это все фокусы его богатого воображения…