Как человек, немало поездивший по отдаленным уголкам Южной Африки, могу с уверенностью утверждать: если у вас в кармане завалялся пенни, нет лучшего способа его потратить, нежели бросить кому-либо из босоногих негритят, которые иногда (но, увы, далеко не всегда!) специально дежурят возле ворот в надежде услужить проезжему автомобилисту.

И еще один полезный совет иностранцам. Оказавшись в южноафриканском вельде, избегайте хвастаться своим умением стрелять из ружья. Вас наверняка попросят продемонстрировать это искусство. Дело в том, что буры глубоко веруют — и убежденность эта сформировалась в стародавние времена, еще до англо-бурской войны, — будто ни один англичанин не способен метко стрелять. Разуверять их бесполезно. Поверьте, выйдет себе дороже! Вам дадут винтовку 22-го калибра и отправят гулять по вельду — пока вы не подстрелите цесарку.

Со стороны может показаться, что нет ничего проще. Все равно что выйти во двор птичника и подстрелить парочку индеек. Но если вы попытаетесь реализовать свой план на практике, то очень скоро убедитесь: это безнадежная затея! Птица, которая представляется безоружному человеку такой крупной и неуклюжей, немедленно превращается в практически неуловимую цель, стоит взять в руки винтовку. Цесарки живут в вельде большими стаями и, едва завидев человека с ружьем в руках, в тот же миг исчезают (попросту растворяются!) в ближайших зарослях маиса или любом другом клочке растительности. Причем речь идет не о паническом, беспорядочном бегстве. Нет, вся стая отступает в результате отлично скоординированного маневра — на редкость плавного и стремительного, почти неуловимого для человеческого глаза. Что удивительно, птицы эти отлично знают диапазон дальности винтовки и дробовика.

Если вы возьмете с собой на охоту собаку или мальчишку-помощника, то получите тот же самый результат, только еще быстрее. Цесарки вычислят, в каком направлении вы намереваетесь стрелять, и затем ринутся в строго противоположную сторону. Стремительная волна неуловимых капелек ртути — вот какое сравнение приходит мне в голову, когда я смотрю на стаю улепетывающих цесарок.

10

Мы с Яном посетили множество соседних ферм. По нашим европейским меркам все они кажутся просто огромными. В дополнение к обычным стадам и отарам многие фермеры держат таких диких животных, как спрингбоки, лиророгие бубалы и антилопы гну. В одном месте я даже увидел небольшое стадо ланей.

Бурский фермер во многих отношениях похож на английского землевладельца восемнадцатого века, и претензии к нему предъявляются те же самые. Здесь по-прежнему царит потомственный принцип владения: многие фермы переходят от отцов к сыновьям, а от тех к внукам. Однако мне доводилось слышать жалобы на то, что современная молодежь не желает жить в вельде и уезжает в большие города.

— То, что было хорошо для моего отца и меня самого, почему-то не подходит моим сыновьям! — ворчал пожилой фермер. — Нынешние молодые люди хотят жить в городах и делать денежки более легким способом.

— Он прав, — подтвердил Ян. — Такого раньше в Южной Африке не было. Сейчас происходит новый трек — молодежь бежит с земли в промышленность, бизнес, коммерцию.

— Я надеялся, что сыновья унаследуют мою ферму, — продолжал жаловаться фермер, — но они не проявили к тому склонности. Один из них государственный чиновник в Претории, у другого швейный бизнес в Порт-Элизабете. Старые идеалы оказались на свалке!

— Ну и правильно! — заявил Ян. — Мы, буры, не должны отставать от жизни и во всем подражать нашим дедам!

Рядом с каждой фермой можно увидеть маленькую деревню басуто, где проживают сельские рабочие вместе со своими женами, детьми, курами, утками и стадами. Я заглядывал во многие хижины, точные копии тех, что мне попадались в Басутоленде. Помимо ежемесячной платы, чернокожих работников обеспечивают бесплатным жильем и топливом; им выделяют участок земли под огород и посадки маиса. Многие фермеры разрешают басуто пользоваться своими племенными животными. Десятник чернокожих имеет собственную лошадь и двуколку. В общем и целом мне показалось, что живется им совсем неплохо. Что же касается взаимоотношений между нанимателя и рабочими, то я бы определил их как отношения белого хозяина и старых семейных слуг.

Меня удивило отсутствие ездовых лошадей на фермах. Вернее, лошадей-то много (я даже видел, как из вельда приходили дикие жеребчики, привлеченные запахом ручных кобыл), но ездили на них только чернокожие.

— Я думал, что у вас тут лошади на каждом шагу, — признался я Яну. — Что случилось со знаменитыми бурскими пони?

— Случился автомобиль, — с улыбкой ответил он. — Нынешние молодые люди не желают ездить верхом. Они все обзавелись машинами и теперь всюду, даже на короткие расстояния, ездят в них. Между нами говоря, если бы сейчас пришлось собирать новые коммандо, они наверняка оказались бы механизированными!

И еще об одном бурском обычае, который, к сожалению, почти полностью изжил себя. Мне рассказывали, что теперь лишь в самых отдаленных уголках вельда (да и то в беднейших семьях) сохранилась милая традиция опсит-керс, то есть посиделок при свечах. Раньше ведь как бывало… Если молодой человек хотел посвататься к девушке, он надевал выходной костюм, садился верхом на коня и отправлялся наносить визит своей избраннице. Внешность юноши — приглаженные волосы, чисто выбритые щеки и лучшие воскресные одежды — достаточно красноречиво говорила о цели посещения. И тогда вся семья удалялась, оставляя молодых людей посидеть при свечах и побеседовать наедине. Если парень нравился девушке, она зажигала длинную свечу и разговор получался долгим — до тех пор, пока не догорит свеча. В противном случае свечка оказывалась короткой, и незадачливый жених понимал, что шансы его невелики.

Интересно, откуда взялся этот обычай? Я спрашивал у голландцев, но они уверили меня, что не слышали о таком. Д. Дж. Ван дер Вен в своей работе, посвященной обрядности голландских крестьян, тоже ни о чем подобном не пишет. Поэтому я был удивлен, обнаружив в книге Э. В. Лукаса «Странник в Голландии» следующий пассаж: «Если молодой человек намеревается посвататься к девушке, он сначала обращается к ее родителям. Если те благосклонно отнеслись к его намерениям, они приглашали юношу провести вечер с их дочерью. Старшее поколение благоразумно удалялось спать и предоставляло молодежи самостоятельно выяснять отношения. Молодой человек приносил с собой пирог (не обязательно имбирный, годился любой), который и выставлял на стол — со словами или без. Если жених глянулся девушке, она клала в камин большой брикет торфа, и парень понимал, что все идет хорошо. Пирог разрезали на части, и встреча проходила в самой романтичной обстановке. Однако если в камин ничего не подкладывали, юноша понимал, что ему здесь не рады. Тогда он забирал пирог и возвращался домой».

Согласитесь, все это очень напоминает бурский обычай, о котором я рассказывал.

— В наши дни, — вздохнул Ян, — прогулки на автомобиле и биоскоп заменили старый добрый опсит-керс.

Как ни грустно признавать, но это действительно так, по крайней мере среди достаточно обеспеченных буров.