Благодаря Майку, и исключительно благодаря ему, Джо выбрали запасным делегатом на конвенцию в Канзас-Сити. Преданному члену партии такого рода признание доставляет ощутимое удовольствие. Сам Майк не был делегатом, но присутствовал на всех совещаниях за закрытыми дверями, что соответствовало его положению в этом преданном Республиканской партии штате. Более того, везде, где Майка знали, все знали и о том, что он благочестивый католик, и партия вовсе не возражала, чтобы такие люди, как Слэттери, внушали избирателям, что неминуемого кандидата от демократов католика Альфреда Е. Смита следует просто игнорировать. Будучи католиком, Майк представлял для Республиканской партии куда большую ценность, чем рядовой член партии протестантской веры. Как проголосуют республиканцы-протестанты, ни у кого не вызывало сомнений, но сумеет ли партия удержать на своей стороне католиков, уверенности не было. Конвенция для Майка была весьма стоящей поездкой, и он приложил все усилия, чтобы Джо обратил внимание на его знакомство с целым рядом известных деятелей Республиканской партии. Майк позаботился о том, чтобы Джо со всеми из них познакомился, и позаботился о том, чтобы все эти важные персоны поняли: этот красивый республиканец в белом льняном костюме — человек Майка Слэттери. Вокруг было столько пузатых мужчин в болтающихся на животе брюках, в мятых рубашках и пропитанных потом воротничках, что Майк рад был выдать Джо за своего человека хотя бы уже потому, что тот выглядел куда привлекательнее большинства окружающих.

Возвращаясь домой в поезде, Джо почти всю ночь просидел рядом с Майком.

— Майк, это была замечательная поездка. И знаешь, что для меня оказалось в ней самым интересным?

— Что именно, Джо?

— Возможно, это прозвучит глупо, но у меня всегда было впечатление, будто мистер Гувер был демократом.

— Такое впечатление сложилось не у тебя одного. Но я объясняю это тем, что Вудро Уильсон хотел, чтобы Гувера считали демократом.

— И все же это занятно: лет восемь — десять назад я бы чуть ли не поклялся, что он демократ. И особенно примечательно то, что за такое сравнительно короткое время человек может стать известным всей стране. Я, как ты знаешь, всю свою жизнь был республиканцем, а вчера мы выдвинули на выборы в президенты человека, который, как я думал, принадлежит к другой партии.

— Ну, мистер Гувер был настолько занят тем, чтобы прокормить людей в Европе, что ему было не до политики.

— Поразительно, — сказал Джо, — что такой большой чести, величайшей в стране чести, человек может удостоиться в мгновение ока. Кем был Кулидж, когда его кандидатуру выставили на должность вице-президента? Он был губернатором Массачусетса, который уладил забастовку полицейских. Кем был Хардинг? Ну, Хардинг, наверное, неудачный пример, потому что он был не только губернатором своего штата, но и сенатором в конгрессе. Но взгляни на наших противников. На демократов. Уильсон — губернатор и президент колледжа. Кокс? Никто. А с Франклином Рузвельтом, который баллотировался в вице-президенты, я был даже немного знаком. По крайней мере мы в колледже встречались на танцах. Я всегда считал его типичным нью-йоркским снобом.

— И при этом он демократ. Рузвельт демократ. Это все равно что портной Коэн на католической мессе.

— Кем был этот Рузвельт? Заместителем министра морского флота, и выше этой должности он никогда не поднимался, но если бы, упаси Господь, его избрали и этот, как его там, Кокс умер, то парень, с которым я был когда-то знаком, мог стать президентом Соединенных Штатов. Президентами становятся не такие люди, как сенатор Бора или сенатор Лодж. Президентом часто становится человек, которого люди в стране почти не знают.

— Некоторых избирают в сенат, и они там настолько хорошо устраиваются, что им и не надо возвращаться домой. Он могут провести в сенате полжизни. Естественно, я не говорю о себе, я имею в виду сенат Соединенных Штатов. Но одно дело, когда тебя раз за разом переизбирают в сенат, а другое дело, когда тебя выдвигают в президенты. В каком-то смысле легче быть избранным в президенты. Возьмем, к примеру, Доса. Мне лично Чарли нравится, но на президента он не тянет. Из него, может, и получился бы хороший президент, но он не кандидат в президенты — по крайней мере против Эла Смита ему не устоять. В кампаниях, которые проводил бы Дос, Эл Смит дока, и меня не удивило бы, если бы он победил Доса. Но нашего парня Смиту не победить. Страна сейчас процветает, и в этих выборах так называемые независимые избиратели будут играть еще меньшую роль, чем обычно, потому что независимые не станут голосовать за католика. Если бы людям пришлось голосовать за католика, чтобы получить бесплатную кружку пива, они предпочли бы обойтись без пива. Я думаю, Гувер побьет Смита с таким счетом, что Смиту потом никогда не оправиться. А, как католик, я вот что скажу: лучше бы он себя и не выдвигал. Если бы я даже не был стойким республиканцем, я бы за него все равно не голосовал. Нельзя подмешивать к политике религиозные вопросы — это не только не приносит пользы, но может и как следует навредить.

— Это точно, — согласился Джо.

Оба они чувствовали себя утомленными, но в душном грязном поезде уснуть никак не удавалось. Время от времени в курительную комнату забредал какой-нибудь полупьяный делегат. Проводника не было и в помине. Джо и Майк сняли пиджаки и сидели в рубашках, и Майк, как ни старался, не мог припомнить, чтобы хоть когда-нибудь видел Джо без пиджака, — ну разве что на площадке для гольфа.

— Интересно, о чем сейчас думает такой человек, как Герберт Гувер?

— Сейчас, ночью? — спросил Майк. — Да он, наверное, спит как убитый.

— Ты думаешь? Зная, что он практически избран президентом Соединенных Штатов?

Майк улыбнулся.

— Ему было бы приятно это услышать, и Национальному комитету тоже. Да, я почти уверен, что он спит. Не забывай: он инженер-строитель и исколесил не одну милю. Много жил за границей, и не в самых роскошных условиях.

— Я знаю. Но сегодня вечером… Я точно знаю, я бы ни за что не уснул. Вот мы едем со скоростью шестьдесят — семьдесят миль в час. За окном темно, и там ничего не видно, но мне совсем не трудно представить себя на его месте: я гляжу в окно и говорю себе: «Если я буду ехать еще пять дней и ночей от побережья до побережья на самой большой скорости, я все еще буду ехать по стране, в которой меня избрали президентом. Один-единственный человек из ста двадцати миллионов».

— А ты, Джо, хотел бы стать президентом?

— Что?

Майк понял, что и сам вопрос, и его тон застигли Джо врасплох.

— Я? Президентом? Нет, спасибо.

Но Майк увидел то, что обычно видел в сходных обстоятельствах, когда задавал вопросы о политических устремлениях другим притворщикам. Если он заставал их врасплох, то получал ответ на свой вопрос. Ему хотелось задать Джо множество других вопросов, но теперь, когда Джо только что ответил на один из них, он станет отвечать осторожнее.

— Что ж, выспаться, похоже, не удастся, но я все же на несколько часов прилягу, — сказал Майк.