Проснувшись, я заметила, что солнце еще и не собиралось садиться. Никто не явился прикончить меня во сне. Из атрия доносился какой-то шум. Я приоткрыла дверь. Октавия с Витрувием взволнованно перешептывались, но в то же мгновение замолчали, уставившись на меня.

Сестра Цезаря собралась с мыслями и с озабоченным видом подошла ко мне.

— Август хотел тебя видеть.

— Правда? — бесстрастно промолвила я. — Он сердится?

— Не знаю. Он очень плох, Селена. Боюсь, что пора готовиться…

У нее в глазах стояли слезы, и я немного смягчила голос:

— Твой брат всегда поправлялся.

— Да, но теперь это лихорадка. Он послал меня за тобой.

Я кивнула, и у нее вырвался вздох облегчения. Октавия ожидала бунта, борьбы, но мне было все равно, что случится дальше. И мы зашагали на виллу Августа, где в атрии собрались уже все более или менее важные люди империи.

— Он хотел тебя видеть, — тревожно сказала Юлия: они с Марцеллом тоже были здесь. — Не знаешь зачем?

Я повела головой из стороны в сторону.

— Думаю, тебя выдадут замуж. — Не дождавшись ответа, она со страхом продолжила: — И ни одна душа не имеет понятия за кого. Кажется, даже Ливия ничего не подозревает. Отец решил привести в порядок свои дела. Он отдал Агриппе кольцо с печаткой.

— Кольцо Александра Македонского?

Собеседница кивнула.

— Значит, наследник — Агриппа?

— Пока Марцеллу не исполнится двадцать лет. — Ее глаза наполнились ужасом. — О Селена! — Юлия нежно взяла меня за руку, но я стояла не шелохнувшись. — Что бы там ни случилось, я всегда с тобой. Все обойдется.

Октавия подвела меня к лестнице и указала наверх.

— Первая дверь направо.

Я поднялась по ступеням, приблизилась к двери. В ушах загудело. Странно, чего мне бояться? Какая разница, что там придумал Август?

Ступив на порог, я вдруг поняла, что попала не просто в комнату, а в кабинет императора, Малые Сиракузы. По стенам висели карты, свитки; каждый свободный клочок пространства был занят какой-нибудь статуей. Бледный как смерть хозяин восседал за столом, ссутулившись, точно старик, который не может согреться.

— Клеопатра Селена, — произнес он и жестом пригласил меня сесть.

— Император Август.

Он улыбнулся, услышав подобное обращение, однако не возразил.

— Знаешь, зачем ты здесь?

Я не стала врать.

— Юлия говорит, вы хотели поговорить о моем браке.

— Да. — Испытующий взгляд так и впился в меня. — Пока я был на войне, ты сделалась настоящей красавицей.

— За это время много чего случилось, — сухо ответила я.

Август поднял брови, однако не вспылил. Как ни странно, в его голосе зазвучали нотки глубокого сожаления.

— Это верно. А ведь «после смерти о человеке напомнит не надпись, высеченная на его гробнице, а доля счастья, которое он принес другим людям».

— Перикл.

Император кивнул.

— Тебе я принес не очень-то много счастья, верно?

Я вонзила ногти в ладони, чтобы не разреветься.

— Но кое-что еще можно исправить, Селена.

— Вы собираетесь воскресить Александра?

Он замешкался.

— Надеюсь, тебе понятно, что взрослый сын Марка Антония и Клеопатры стал бы вечной угрозой прочности Рима.

— Прочности Рима? Или вашего собственного правления?

— Разве есть разница?

— Он даже и не мечтал стать Цезарем!

— В Риме найдется немало людей, которые не мечтают об этом. Но если Сенат предложит поддержку, многие ли способны ее отвергнуть?

Я закусила губу.

— Впрочем, забудем о смерти, — вполголоса продолжал Август. — Я хочу подарить тебе новую жизнь. На родине ты получила прекрасное образование, а здесь показала себя вполне достойной трона. Будь любезна, прими от меня приданое в пять тысяч денариев, — начал он, — и сделайся мавретанской царицей.

Кабинет завертелся перед глазами так быстро, что я вцепилась в подлокотники кресла. И прошептала:

— Не понимаю. Я думала, Юба…

— Слегка заболел? Да, но он молод и очень силен. Такие мужчины быстро выздоравливают. Он здесь — и ждет твоего решения.

Я стремительно поднялась, чуть не опрокинув кресло.

Август улыбнулся.

— Комната в конце коридора.

Не помню, пошла я туда или побежала. Но вряд ли пошла, потому что едва дышала, когда распахнула дверь и упала в объятия Юбы. Правда, я сразу же отстранилась и стала искать следы новой раны.

— Как же так… как же… — только и вырвалось у меня.

Он приложил палец к моим губам.

— Там, у храма, стояли мои друзья. Никакого нападения не было.

— А кровь… — прошептала я.

— Пришлось заколоть быка.

— А твое плечо?

— Думаю, все обойдется.

Он отогнул край туники, чтобы показать аккуратно наложенные учителем Веррием швы.

Передо мной в ярком сиянии дня стоял самый прекрасный в мире мужчина. Должно быть, еще со дня моего пленения Юба знал, что своенравная дочь Клеопатры предназначена ему в жены. А сколько раз я рыдала при нем о Марцелле? Сколько раз упрекала за черствость, когда мой Красный Орел попросту отводил от себя подозрения? У меня защипало глаза.

— Надеюсь, ты собралась поплакать от радости, а не от горького разочарования?

— При чем здесь разочарование? — вырвалось у меня.

— Ну, может быть, тебе нужен кто-то другой.

— Нет. — Я провела рукой по его волосам, заглянула в глаза, полные нежности, и погладила пальцами самое родное на свете лицо. — Мне нужен только ты.

— Я или Красный Орел? — осторожно поинтересовался он.

— Думаю, что вы оба.

— Мятежника больше нет, — предостерег Юба. — Я сделал в Риме все, что мог. Эту войну продолжат другие.

— Например, Галлия?

— И Веррий, и много других прекрасных людей. Рано или поздно Август все равно меня бы заподозрил. Так что, боюсь, твой Красный Орел скончался.

— Скончался? Или решил улететь в Мавретанию?

Он промолчал, и я кивнула:

— Понятно.

— Только впредь — никаких мятежей, — предупредил нумидиец. — И пожалуйста, обойдемся без опасных широких жестов милосердия.

— Значит, нам никогда больше не придется бегать в дыму по горящим зданиям?

Юба хотел рассмеяться и вдруг посерьезнел. Я заметила его взгляд и осведомилась: