В. Безуглов. Мы считаем нравственным, моральным долгом коммунистов использовать средства партии для поддержки прежде всего тех людей, кто пострадал от сталинских репрессий, от последующего беззакония, жертв афганской войны, Чернобыльской катастрофы. Мы считаем, что необходимо часть партийных средств направить на поддержание культуры, образования, здравоохранения, на экологические программы. Тем более если средства партии не будут лежать мертвым грузом, а будут участвовать в обороте и приносить доход, то вполне возможна организация специальных фондов, контролируемых рядовыми членами партии, теми, кого делегируют непосредственно партийные организации, для того чтобы не допустить злоупотреблений в использовании этих партийных средств.

Что касается объединения, мы считаем: в партии целесообразно сохранять максимальный плюрализм, и поэтому мы стремимся сохранить наше движение как самостоятельное внутри партии. Но в то же время мы считаем, что Марксистская и Демократическая платформы, совещание секретарей и другие движения в едином блоке достижения цели коренной демократизации, перестройки партии не только полезны, но жизненно необходимы.

А. Крючков. Наша позиция во многом совпадает с той, которую обрисовал товарищ Шеболдаев. Когда мы обращаемся к своей родной партии с просьбой дать нам самые элементарные условия для работы, выделить небольшую комнатку, поставить туда пишущую машинку, простенький компьютер, нам два месяца ищут средства для того, чтобы удовлетворить наши самые скромные просьбы, и в итоге не могут их решить, то, конечно, нас это не только удивляет, а просто возмущает.

Вопрос. Знают ли на местах о ваших платформах или они чисто верхушечное, кулуарное явление?

А. Колганов. Наши связи с партийными организациями заводов, фабрик, колхозов и совхозов имеют более длительную историю, чем наши связи за рубежом. Те небольшие группы и небольшие партийные клубы, которые стояли у истоков Марксистской платформы, с самого начала имели тесные связи с первичными партийными организациями учебных заведений, институтов, заводов.

В наше движение входят люди различного социального положения. Если первоначально их связи ограничивались узким кругом активистов, то после того, как наши документы были опубликованы в газете «Московская правда», а позднее и в «Правде», их контакты с партийными организациями предприятий резко активизировались. Был такой период, когда члены координационного совета каждый день или даже по несколько раз в день выступали на различных предприятиях, участвовали в дискуссиях, общались с представителями первичных партийных организаций. У нас есть контакты с партийными организациями десятков городов Советского Союза. Так что мы не являемся чисто верхушечным движением.

Я бы мог добавить, что социологические опросы, которые проводились в партийных организациях, давали очень разные цифры сторонников Марксистской платформы. Видимо, это связано со степенью информированности. Цифры колебались от 2,5 процента до 10, 12, иногда до 18, но думается, что более точная степень нашего влияния отражена в опросе делегатов Учредительного съезда Компартии РСФСР, где сторонниками Марксистской платформы себя объявили пять процентов делегатов. Около 25 процентов сказали, что они частично поддерживают положения Марксистской платформы.

А. Крючков. Мы против фиксации членства нашего движения и боремся не за увеличение его функционеров, а за увеличение числа сторонников. Больше всего надеемся на наших сторонников на местах, которые у нас есть не только в городских организациях, но и в сельских.

С. Шеболдаев. К сожалению, сегодня эта работа нами ведется явно недостаточно. И действительно, о нас просто не знают, особенно на периферии. Здесь, конечно, вопрос использования средств массовой информации, но еще в большей степени это вопрос нашей собственной активности и возможности связи со структурами на местах. Большие надежды возлагаем в этом смысле на предстоящую конференцию.

Мина замедленного действия была заложена прямо под ноги партийного аппарата. Видели ли ее опасность? Далеко не все.

Вспоминается совместное заседание идеологической комиссии и комиссии по науке и образованию в августе 1991 года. Обсуждался — в который раз! — проект программы КПСС. Председательствовал член Политбюро А.С. Дзасохов. Было много длинных и скучных словопрений, спорили по пустякам. И тут поднялся Медведев, секретарь одного из обкомов партии Казахстана:

— Знаете, о чем я подумал? Вот мы толчем здесь воду в ступе. Сколько нас? Полтораста человек. Да столько же в официальной программной комиссии. Да в рабочей группе с полсотни наберется. Триста пятьдесят человек. А проку? Только что критиковали Яковлева — и такой он, и сякой. Но я уверен, если бы идеологом партии был Александр Николаевич, он один бы сел и написал проект программы. Это я к вопросу о роли личности. К сожалению, другого такого Яковлева нет ни в составе Политбюро, ни в составе Секретариата. Обмельчали наши руководители в центре…

Дзасохов внешне остался спокойным. Все тем же ровным голосом он произнес, что товарищ Медведев выступил не по теме заседания и что он отвлекает внимание высокого собрания от решения важнейшей задачи, создает нерабочую обстановку.

Один штрих, но он достаточно убедительно свидетельствует о том, что умные люди на местах видели: в руководящих органах партии нет ни одной яркой личности, известной своими научными трудами, теоретическими разработками или результатами практической деятельности.

Не все аппаратчики, потеряв власть и привилегии, пребывали в ослеплении. Здравый смысл побеждал. За короткое время в ряде изданий в центре и на местах появилось немало глубоких, объективных публикаций, в которых предпринимались самокритичные попытки разобраться в причинах краха не только политики КПСС, но и ее самой. Авторами статей выступали бывшие сотрудники аппарата ЦК КПСС. Они сумели встать над своими обидами, личными трагедиями, жизненными невзгодами. В горьких, но справедливых публикациях бывшего первого заместителя заведующего отделом ЦК по работе с общественно-политическими организациями Игоря Зараменского, консультанта идеологического отдела Леона Оникова, консультанта общего отдела Николая Михайлова и других давалась картина многочисленных просчетов руководства ЦК, их оторванности от реальных процессов, происходящих в жизни, приверженности старым меркам и представлениям. Иногда возникало подозрение, что секретари ЦК не представляли, в какое время они живут.

Сразу после роспуска ЦК, оказавшись не у дел, они часто давали интервью. Правда, потом интерес к ним упал. Так, спросит какой-нибудь корреспондентик: чем вы сейчас занимаетесь? Любопытно все же, к какой пристани причалили бывшие небожители. Хотя бы те, у кого пенсионный возраст еще не наступил.

А в первые дни после позорного изгнания из кабинетов, отгороженных от рядовых аппаратчиков охраной, помощниками и секретаршами, отбоя от журналистов не было. Что они чувствовали, проходя сквозь улюлюкавшую толпу, плевавшую им в сытые лица?

Галина Владимировна Семенова, член Политбюро и секретарь ЦК, пробывшая в этой должности ровно один год, выступила с интервью уже через неделю после завершения своей партийной карьеры. Она, по ее признанию, уходила с ощущением незаслуженной обиды. Стиль изгнания, конечно же, был ужасен. Ведь член Политбюро в старом понимании — это было нечто, вызывающее священный трепет у простых смертных. И вдруг такой позор…