Это был Владимир.

Удивительно, но многие из тех, кто пришел этим утром в Детинец, почему-то верили, что выйдет Ярополк.

Будто злой ветер прошел по головам киевских дружинников. Двор замер.

Артём спиной ощутил эту вязкую мертвую тишину. Ту тишину, которая в любой миг может взорваться лязгом металла и бешеным рыком битвы…

Это почуяли все. Артём заметил, как подняли щиты свеи Дагмара. Не увидел, но почувствовал, как легли стрелы на тетивы, а руки на мечи…

Его собственная рука также непроизвольно тронула рукоять сабли…

Владимир стоял на крыльце. В хвостатом золоченом шеломе, в алом корзне, оттопыренном ножнами мечей.

Артём увидел, как подвинулся к князю Дагмар: прикрыть, если что…

И еще понял Артём, что сейчас начнется бойня, которую не остановить…

– Стрелков видишь? – негромко спросил Славка Антифа.

– А то, – так же тихо ответил Антиф.

– Как начнется – попробуй снять тех, что напротив главных дверей. Будем отходить к княжьим палатам. Быстро отходить. Не то постреляют нас – как куропаток.

– Да всяко побьют, – с нервным смешком ответил Антиф. – Но уж и мы их проредим.

– Выше голову, отрок, – пророкотал за его спиной седоусый варяг. – Перун любит храбрых.

– …и мертвых, – с кривой усмешкой добавил губастый парень из дружины боярина Копыря, отирая о штаны повлажневшую ладонь.

– Это точно, – спокойно сказал Славка. – Мертвых врагов. Не боись, гридь. Поучим нурманов делу ратному. Прорвемся!

…Артём глядел на Владимира и лихорадочно пытался найти выход из ловушки, в которой они оказались. Больше всего его беспокоили стрелки. Подворье сверху – как на ладони. И быстро уйти с него – никакой возможности. У всех дверей, особенно у тех, что кажутся свободными, наверняка заставы. Единственная надежда – с ходу ударить в свеев и смешаться с ними. Это не спасет, но, по крайней мере, они погибнут в бою, а не как свиньи, побитые стрелами во время осенней охоты…

…Владимир вскинул руку – ладонью вперед, затем, гулко хлопнув Дагмара по железному наплечнику, в три прыжка – плащ взмыл и опал, будто крылья, – слетел по лестнице и оказался между своими свеями и киевской гридью.

Встал, подбоченился, произнес четко и громко:

– Здравы будьте, вои киевские! Я – великий князь ваш! Радуйтесь!

И сбросил с плеч алый княжий плащ.

Тут увидели все, что брони на Владимире нет. Только простая белая холщевая рубаха, перехваченная широким збройным поясом.

– Что ж не радуетесь мне? – вновь прорезал тяжкую тишину голос князя. – Или есть кто, желающий оспорить мое право? Ну! Я жду!

Золоченый хвостатый шелом тоже полетел наземь.

И увидела гридь, что голова князя выбрита по-варяжски наголо. Оставлен только длинный русый чуб, свисающий на ухо с вдетой в мочку серьгой.

– Ну! Кто?

«Он не хочет сечи, – понял Артём. – Прав был отец: Владимиру нужна киевская дружина. Верная и честная. А дружине нужен храбрый и удачливый князь. Но где же Ярополк?»

Артёму вдруг почудилось, что не Владимир это, а Святослав.

Нет, если присмотреться, различий было немало. Кожа на бритой голове Владимира не загорелая, а бледная, оголенная совсем недавно. И ростом сын повыше отца, а в плечах не так широк. Даже красный камень серьги поменьше и потемнее. Но все равно сходство было – удивительное. Старший сын куда больше походил на отца, чем темноволосый, стриженный не по варяжскому, а по христианскому обычаю Ярополк.

Шелест-вздох прошел за спиной. Не один Артём помнил великого Святослава.

Варяжко, засопев, полез вперед… Артём удержал его, ухватив за кольчужный рукав.

– Пусти… – процедил Варяжко.

– Он тебя убьет, – чуть слышно, одними губами прошептал Артём.

Он видел, как бьется Владимир. В Новгороде, на Перуновых играх. Владимир унаследовал от отца не только внешность, но и великий воинский талант. Даже без доспехов обоерукий князь был сильнее Варяжки.

– Пусть…

– Нет уж!

Артём отдернул Варяжку назад и сам шагнул вперед, вытягивая из ножен клинки.

Владимир чуть качнул головой, будто не одобрял действия Артёма, однако тоже обнажил мечи.

Он не хотел драться с Артёмом, но это нежелание не помешает ему убить…

– Твой брат его убьет, – обрадованно проговорил Антиф.

В Киеве все знали, как бьется Артём. Лучше всех.

Славка покачал головой. В Новгороде Владимира тоже считали лучшим. Но если брат окажется сильнее, спасет ли их смерть Владимира? Врагов все равно намного больше. И щадить они не будут никого.

Батя говорил: викингам не нужен замиренный Киев. Сейчас они перебьют лучших воев Киева, ограбят город и уйдут, оставив после себя пепелища и трупы. Самому умереть не так страшно. Страшно знать, что близкие твои останутся без защиты.

«Спаси нас, Боже!» – попросил Славка мысленно.

Он не знал, к кому обращается: к Христу ли, к варяжскому Перуну… Какая разница? Лишь бы спас.

«Я смогу его побить, – думал Артём, глядя на Владимира, тоже не спешившего нападать. – Наверное, смогу. Но – зачем?»

Сходство Владимира со Святославом мешало сосредоточиться. Святослава Артём боготворил. Лучшего воина русь не знала…

Но Владимир – не Святослав…

«Я смогу его побить!»

И что тогда станет с Киевом, с русью, если он убьет последнего из сыновей Святослава? Кто обуздает пришедших с Владимиром викингов? Кто смирит многочисленных врагов руси, если он убьет Владимира? Кто? Свей Дагмар? Или ярл Сигурд?

Владимир смотрел в глаза Артёма спокойно и бесстрастно. Без гнева, терпеливо. Ждал, когда Артём начнет…

«Он пощадил моего брата, – вспомнилось ни к месту. – И меня…»

И будто смертная тяжесть легла на плечи Артёма, согнула его…

…Обнаженные клинки, крест-накрест, легли у ног Владимира. Артём распрямился. Взгляды их встретились.

В синих глазах Владимира не было презрения к тому, кто отказался от поединка. Только спокойная уверенность в собственной правоте.

Князь тоже наклонился, надел шелом, накинул на плечи плащ, расправил плечи и молвил буднично, негромко, но так, что было его слышно каждому:

– По праву, данному мне первородством и наследием отца моего Святослава Игоревича, я беру киевский стол и власть над моей отчиной. Кто из вас желает мне присягнуть – рад буду каждому. Кто не желает – удерживать не стану.

Хорошо сказал. Так, что нельзя было и усомниться в его власти.

И все же Артём по праву воеводы должен был задать тот единственный вопрос, который сейчас был на языке у каждого.