— Похоже, я дала маху, — сказала я.

— Ты будешь спать здесь. Пора уже использовать все наши комнаты.

Она убрала одежду, лежавшую на одеяле, и достала из шкафа чистые простыни. Но я не стала перестилать постель. Не захотела. Сегодня вечером я была избавлена от необходимости помогать Лили раздеваться, натягивать на нее ночную рубашку, расчесывать ей волосы и разговаривать с ней, лежащей в постели, пока ее не одолеет сон. Мне это занятие казалось приятным — казалось до тех пор, пока я не увидела, как она поднялась со своего инвалидного кресла и стала ходить. В этот момент приятное стало отвратительным. Ей не нужно было обманывать меня ради того, чтобы я стала делать то, что делала для нее.

Утром погода была пасмурная, и сквозь тучи лишь время от времени пробивались лучи солнца. Меня разбудил лай Дона. Затем я услышала, как Вероника ругает его, заставляя замолчать. Пахло кофе. Окно выходило в небольшой сад, и прямо перед ним я увидела скрюченную герань и розовые кусты, которые весной покроются цветами. На письменном столе лежали книги, тетради и большая записная книжка в кожаной обложке. Она была вся исписана какими-то адресами, цифрами и множеством комментариев. Если бы в этой комнате немного навести порядок, она стала бы очень уютной. Я пошла в ванную и заглянула по пути в супружескую спальню. Кровать там была расстелена, на ней лежали штаны отца, и холодом из этой комнаты уже не веяло. Ванная была свободна. Я быстренько приняла душ, чтобы не занимать ее долго. Мне не было известно, который сейчас час. Наверное, между восемью и девятью часами. Я воспользовалась шампунем Вероники и ее гелем, а вот намазать ее кремом тело не решилась и ограничилась лицом. Потом я вытерлась самым сухим из всех имеющихся здесь полотенец, завернулась в него же и, надеясь ни на кого не натолкнуться, прошмыгнула по коридору в свою комнату. Мне вспомнилась моя ванная с выстроенными на стеклянной полочке в длинный ряд флаконами духов и всевозможными диффузорами для фена. Вероника использовала фен всего лишь с одним диффузором, возможности которого были весьма ограничены.

Я надела ту же самую одежду. Придется сказать Веронике, что мне не удалось прихватить с собой ни одного евро. Мне было стыдно, что я стану для нее обузой.

Душ придал мне бодрости. Как ни странно, хотя на душе у меня лежал тяжелый камень, ночью я спала как убитая. Я всю жизнь переживала за свое будущее, вкалывала в магазине, который должен был стать моим будущим, и вот теперь, когда это мое будущее было безвозвратно потеряно, я чувствовала себя хорошо.

Я пошла в кухню, надеясь, что там не окажется отца. К счастью, в кухне была только Вероника. Она с радостным видом пожелала мне доброго утра и показала, где находятся чашки, где — чурро, где — пирожные, а где — кофе с молоком. Еще она спросила, хорошо ли я спала. Я ответила, что чувствую себя очень хорошо — без единого евро в кармане и без будущего, но все же очень хорошо.

— Ты все еще думаешь, что ты сумасшедшая? — спросила Вероника.

Пути назад уже не было. Мы все теперь стали причастны к этому делу. А вдруг я ошиблась? Вдруг мама решила остановиться, потому что поняла, что пошла не той дорогой? Впрочем, Лаура уже была совершеннолетней и сама могла решать, как ей поступить, а я всего лишь раскрыла ей глаза на кое-какие неувязочки, имеющиеся в ее жизни. Кроме того, когда мы добудем соответствующие доказательства, все наши сомнения развеются.

Отец меня приятно удивил. Мама вполне могла бы им гордиться. Он привез Лауру к нам домой и тем самым спас от когтей Лили и Греты, а к тому же специально работал в тот день допоздна, чтобы не смущать ее своим присутствием. Еще он принес пирожные, а на следующее утро — все с той же целью — ушел на работу очень рано. Когда же мы остались вечером перед телевизором втроем, он обнял нас с Анхелем и сказал, что не может понять, почему такому заурядному человеку, как он, столь сильно повезло и судьба даровала ему детей с такой огромной душой. Он сказал, что всегда с нетерпением ждал момента, когда можно будет вернуться с работы домой и увидеться с нами. Ему пришлось снять свои очки и протереть их краешком рубашки, потому что они затуманились. Он сказал, что иногда подводил Бетти и что она его иногда не понимала, однако она всегда была и будет для него самой лучшей в мире женщиной. Он сказал, что был очень глуп. Ни мне, ни Анхелю не хотелось слушать подобные откровения, и мы собрались было встать и пойти спать, но он удержал нас и сказал, что никому не позволит относиться к Лауре без должного уважения.

На наше счастье, отца прервал зазвонивший телефон. Мы переглянулись, засомневавшись, нужно ли снимать трубку. Стрелки часов показывали одиннадцать вечера, и нам отнюдь не хотелось столкнуться сегодня еще с какими-то проблемами. Трубку снял отец.

— Привет, Анна. Да, все хорошо. Да, конечно, время идет быстро… Уже очень поздно, а завтра мне рано вставать. Я тебе очень благодарен, но лучше в другой день.

Наглость Анны, похоже, не имела границ. Мне стало очень интересно, что скажет по поводу ее звонка отец.

— Это звонила Анна. Она сейчас неподалеку и предложила мне прогуляться с собаками в парке.

— Она не знает, здесь ли Лаура, и хочет это выяснить, — сказала я. — Они там все пытаются разыскать Лауру.

— Давайте не будем впадать в паранойю, — покачал головой отец.

— Вероника права, — вмешался в разговор Анхель. — Папа, тебе нужно что-то предпринять. Анна замешана во всем этом по самые уши, и она уже много лет назад потеряла всякое уважение и к Лауре, и к нам.

Мы с отцом молча уставились на Анхеля: он еще никогда не становился так открыто на чью-то сторону.

— Два плюс два равно четыре, папа. Этим людям есть что скрывать, причем скрывают они нечто чрезвычайное, — сказал Анхель, стараясь показать, что уже вполне может считаться взрослым.

Начали ли кусочки пазла занимать свои места в голове нашего отца? Ему, наверное, стало не по себе от осознания того, что он ошибался, полагая, что данной проблемы не существует. Мария опять оказалась права: двигаться против ветра нельзя.

Отец поднялся, чтобы пойти лечь спать. Я тут же сказала ему, что свою комнату предоставила Лауре, Анхель расположится в комнате для гостей, отец — в комнате Анхеля, а родительская спальня останется незанятой. Мне придется спать в гостиной на диване.

— Анхель может вернуться в свою комнату, — сказал отец. — Я буду спать в спальне.

Если бы Лаура не удрала из дому и не пришла к нам, отец никогда бы не решился вернуться в свою спальню. Мамы уже не было на свете, и она не могла приложить руку к тому, чтобы это произошло, но я, тем не менее, верила в то, что она еще при жизни, сама того не ведая, сделала все для того, чтобы этот момент рано или поздно наступил. Я почувствовала себя такой счастливой, какой чувствовать себя после смерти мамы уже даже не надеялась.

Когда я увидела Лауру в кухне, то сказала, чтобы она взяла из моих вещей в шкафу те, которые ей хоть как-то подойдут: она, похоже, носила одежду на два размера меньше, чем я. Я добавила, что первое, что мы сделаем, — это пойдем в магазин и купим ей нижнее белье и какие-нибудь джинсы, поскольку именно в этом она сейчас больше всего нуждалась. Лаура поблагодарила меня и, выпив чашечку кофе и съев грушу, пошла в сад, чтобы заняться там какими-то физическими упражнениями и, как она сама выразилась, «поздороваться с солнцем». Я заметила, что, когда она проходила через гостиную, ее взгляд задержался на фотографии мамы.