к отцу в Киев. Просит помочь ему супротив чехов. Чешский князь Вратислав — вассал круля германского, по его наущенью ратится с ляхами. Ну, отец к послам Болеславовым милостив был, обещал помощь и дружбу. Как-никак зять нам князь ляшский. Да и... скользок Болеслав. Нынче — друг нам, а заутре — бог весть. Не хощет отец раздражать его лишний раз. В обчем, идём на чехов.

Сумрачный Владимир с сомнением качнул головой.

— А стоит ли, брате? — осторожно спросил он.

— Да ты что?! Не бойся! Пойдём! — принялся с пылом убеждать его Олег. — У нас с тобою под началом ратников удатных — двунадесять сотен! Чует сердце — крепко побьём мы сих приспешников немецких!

Он радовался, предвкушая ратные приключения.

— Зря впутываемся мы в это дело, Ольг, — недовольно морщил в ответ чело Владимир. — Не к чему Болеславовы советы слушать. Мыслишь, отчего он столь любезен с отцом твоим?

— Да откуда мне ведать?! — раздражённо передёрнул плечами Олег. — Нашёл тож чем голову себе забивать. Нам что? Как указал отец, тако и содеем. Указал на чехов ступать — стало быть, идём на них!

— Ох, Ольг, Ольг! — с сокрушением махнул рукой Владимир. — Тяжко говорить с тобою. Для тебя бо поход любой — одни токмо утехи ратные. А ты вот помысли, к чему поход сей, что он нам принесёт, что даст?

— Что даст? — засмеялся Олег. — Да не одну сотню гривен сребра и злата дружина твоя возьмёт!

— Сребро, злато! — презрительно скривив уста, передразнил его Владимир. — Не о себе — о Руси думай. Ей-то какая выгода? Ну, побьём мы чехов. Болеслав нам спасибо скажет, златом одарит, а будущим летом, ведая, что ни чехи, ни немцы ему топерича не страшны, снова на Волынь заявится. Нынче мы ему — соузники, а заутре, глядишь — вороги первые.

— Что ты Болеслава всё за ворога почитаешь! — Олег в недоумении развёл руками. — Да не станет он с нами воевать. Сестра вон наша, Вышеслава, не зря, чай, за него отдана.

— Сестра?! Что ему сестра твоя?! — вдруг вспылил Владимир. — На сестру надейся, но и сам голову на плечах имей!

— Ну, аще не по нраву те поход в Чехию, что ж — ступай отсед! Без тя управлюсь! — расхрабрившись, выкрикнул в гневе самоуверенный Олег. — И ведай: как от чехов ворочусь, так на тя ратью пойду! С Болеславом вместях!

Владимир, уразумев, что спор зашёл слишком далеко, попытался унять метавшего молнии двоюродного брата и примирительно взял его за локоть.

— Ты, брат, не серчай. Отец твой, князь Святослав, средь нас старший. Противиться воле его не стану, и вам, сынам его, лиха не сотворю. Иначе свара, котора великая грядёт — куда ж такое годится? Наказал великий князь — что ж, может, и прав он. Чехов побьём, так и ляхи, дай бог, испужаются.

— Я про то и молвил, — сказал с довольной улыбкой Олег, сознавая, что кипятился напрасно и что без Владимировых дружин ему в походе придётся туго. — А ты... Болеслав, Болеслав! Да ладно, Влада! Полно чело хмурить! — Он молодецки хлопнул Владимира по плечу. — Заутре ж и выступим. Вытрясем из чехов всё их злато!

Владимир вздыхал в ответ и продолжал сомневаться.

...Дальше события понеслись в каком-то бешеном, сумасшедшем круговороте. Сначала руссы осадили сильно укреплённый Оломоуц и взяли с горожан двести гривен серебра. Затем покорился Олегу и Владимиру Брно, которому тоже пришлось вдоволь попотчевать иноземных ратников. Четыре месяца ходили русские дружины по Чехии, беря выкуп с больших и малых городов. Жители сёл и деревень, не оказывая им никакого сопротивления, спешили спрятаться в леса и горы.

В Праге не на шутку перепуганный князь Вратислав лихорадочно размышлял, как оградить себя и свои земли от опасных непрошеных «гостей». Не найдя ничего лучшего, он послал людей в Краков искать мира с Польшей. Болеслав потирал руки.

Через несколько дней ляшский боярин с грамотой, на которой красовалась вислая печать с гордым орлом, отыскал лагерь Владимира и Олега.

Олег внимательно прочёл Болеславово послание, подозрительно, с прищуром оглядел разодетого в дорогие меха боярина с ног до головы и, усмехнувшись, сказал:

— Князь Болеслав просил нас помочь ему одолеть чехов. Что ж, мы согласились с сим и пришли сюда, по топерича Болеслав вдруг задумал мириться с Вратиславом без нашего ведома. Мало того, он ещё и грамоту к нам присылает, в коей велит уходить обратно на Русь. Но мы, руссы, не холопы Болеславовы. Пото передай, посол, князю свому, что грамоту еговую рву я в клочья! И впредь дабы не указывал мне твой князь, чего и как деять!

— Брат! Брат! — Владимир пытался удержать от глупости вконец разгневавшегося Олега. — Мир нужен нам не менее, чем ляхам и чехам! К чему препираться?! К чему ненужная гордость твоя?! Довольно кровь лить! Рать устала.

Корыстолюбивые воеводы, среди которых выделялся горластый Путята Вышатич, не дали ему договорить.

— Праведно баишь, князь Ольг! — дружно поддержали они Олега. — Нечего Болеславовы указы слушать! Пошли бить чехов!

«Слишком ещё слаб я тягаться с вами», — с грустью и досадой подумал Владимир, отлично понимая, что большинство дружинников, конечно же, будут на стороне Олега. Жажда наживы двигала ими в походе, заставляла с яростью рваться на стены крепостей, в гущу битвы, навстречу свисту стрел и лязгу окрещённых мечей...

Каждую ночь Владимир с воеводой Иваном выстраивал вокруг лагеря сторожи и тщательно наставлял воинов, чтобы они не смыкали очей и в любое мгновение были готовы отразить вражий натиск.

Олег смеялся над Владимиром.

— К чему ты сторожи опять выставил?! — говорил он. — Ну какому ж полоумному придёт в голову средь нощи, во тьме, напасть на нас? Не видать ить ни зги!

Однако вскоре оказалось, что молодой туровский князь не зря следовал советам опытного Ивана Жирославича и так усердно заботился об охране лагеря.

Тем вечером они разбили стан на равнине. Далеко на заходе белели покрытые снегом отроги Татр, с севера подступал стеной чёрный хвойный лес, на восход убегала змеёй широкая каменистая дорога.

— Во все глаза глядите! К кажному шороху прислушивайтесь! — наставлял воевода Иван выделенных в сторожу Тальца с Бусыгой. — Помните: часто от лености да от разгильдяйства человек погибает. А вы не токмо за ся