а не вошли внутрь, но теперь, когда мы начали разговор, было трудно прервать разговор.

— Мне не нужны подробности, — сказала я, оглядываясь на него. — Я просто в замешательстве.

— Допустим, этой суммы денег недостаточно, чтобы о ней беспокоиться. Обещаю.

Я покачала головой.

— Пятнадцать тысяч долларов — это много , как ни крути.

Чейз издал нечто среднее между вздохом и разочарованным рычанием, откинувшись на спинку сиденья.

— У меня нет возможности возразить этому, не вдаваясь в подробности.

Я не хотела выглядеть так, будто спрашиваю остаток на его банковском счете, потому что на самом деле это было не так, поэтому я сменила тему.

— Почему ты не пришла ко мне с просьбой о помощи?

— Ты бы сказала «нет».

Меня охватила оборонительная готовность, и я открыла рот, чтобы возразить.

Но он взглянул на меня, прервав меня своим голосом, завершающим дискуссию.

— Скажи мне, что это неправда.

Это было правдой. Сто процентов правда. И мы оба это знали.

Я ущипнула себя за переносицу.

— Ты самый упрямый человек, которого я знаю. Ты буквально делаешь все, что хочешь, не так ли?

— Вроде, да. Делал это почти десятилетие. — Он посмотрел вниз, туда, где наши руки были переплетены на черной кожаной консоли между нами. Его брови нахмурились, и он глубоко вздохнул, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. — После того, как мой отец умер, моя мама умственно отстала. К двенадцати годам я подделывал подписи на школьных разрешениях и самостоятельно регистрировался в хоккее онлайн. Я командовал почти столько, сколько себя помню.

Мой желудок сжался. Больше уязвимости, больше трудностей с гневом на него. И, честно говоря, это многое объясняло в том, каким был Чейз. Упрямый, независимый и настроенный по-своему.

В глубине души я знала, что он сделал это, потому что заботился и думал, что это правильно. Проблема заключалась в том, чтобы командовать без меня.

— Мы должны быть командой. Знаешь, вместе принимай важные решения.

— Я знаю. — Чейз схватил меня за руку и притянул ближе к себе. — Думаю, от некоторых привычек трудно избавиться. Я сделаю лучше.

— Хорошо. — Я кивнула. — Это честно.

Он вздернул мой подбородок, и его глубокие карие глаза встретились с моими, такими полными любви, что мое сердце чуть не разорвалось. — Я тебя люблю.

— Я тебя люблю.

Он склонился над консолью и на мгновение прикоснулся своими губами к моим. Достаточно долго, чтобы заставить меня растаять, но достаточно коротко, чтобы заставить меня хотеть большего. Он знал, что делает — это простое действие заставило меня меньше злиться и больше отвлекаться. Дрожь пробежала по моему телу, то ли от холода, то ли от его поцелуя, я не была уверена. Вероятно, и то, и другое — температура внутри грузовика упала до невыносимой отметки, и у меня чуть не стучали зубы. Поскольку Чейз все время бежал при температуре в миллион градусов, он не заметил, как я превратилась в сосульку.

— Я замерзаю, — сказала я. — Давай пройдем внутрь и закончим разговор там.

Или молчать, как я и подозревала, вскоре так и будет.

Как только мы благополучно оказались в моей квартире — с роскошью изоляции и центрального отопления — я сняла ботинки и направилась в гостиную, ожидая, что он последует за мной. Вместо этого Чейз схватил меня за бедра, останавливая. Он отвел меня на несколько шагов назад, так что я оказалась у стены перед входом. Его губы растянулись в ухмылке, сдержать которую было невозможно.

— Знаешь… — он наклонил голову, оставляя мягкие поцелуи у основания моего горла. Одна рука скользнула по моей спине и сжала. Прилив жара пробежал по моему телу с головы до пят, устраняя оставшиеся следы холода. — Я мог бы загладить вину перед тобой.

— Ой? Как это?

Его губы скользнули вверх по изгибу моей шеи, зависнув над ушной раковиной. — Это требует, чтобы ты была обнажена.

Чейз

То, что Бэйли сидит на мне в грузовике, было лучшей из возможных шуток, но теперь пришло время для настоящего.

Я сбросил пиджак и бросил его на стул, а затем и галстук. Не сводя с нее глаз, я прошел через комнату туда, где она стояла. Ее зрачки расширились, когда я провел рукой по ее нижней части спины, направляя ее к кровати. Задняя часть ее ног ударилась о край матраса, и мы остановились.

Она бросила на меня игривый взгляд, моргая глазами. — Итак, что ты имел в виду?

— Я не знаю. Насколько ты зла?

— О, совсем с ума. Она нахмурила брови и попыталась свирепо посмотреть, но уголки ее рта дернулись.

— Тогда, думаю, у меня есть работа. К тому времени, как я заканчивал с ней, она забывала все, о чем мы говорили в грузовике. — Я подошел, чтобы снова поцеловать ее, но остановился, когда она остановилась в ответ, ее улыбка исчезла.

— А как насчет твоего, — она прикусила нижнюю губу, осторожно проводя холодными пальцами от моего лба к подбородку, твоего лица. — Это больно? Я не хочу причинять тебе боль.

Я покачал головой.

— Неа. Я сейчас так отвлекусь, что даже не вспомню, что они там.

На самом деле, я уже давно забыл об обеих травмах. И игра.

Прямо сейчас я был сосредоточен на одном и только на одном.

Бэйли расстегнул мою рубашку, затем расстегнул ремень и брюки. Мои пальцы приземлились на подол ее мягкого черного свитера, и я потянул его вверх через ее голову. Ее кружевной черный лифчик идеально демонстрировал ее маленькую грудь и намекал, что она может быть одета в облегающее нижнее белье, которое подходит к ней. В тумане мы были наполовину раздеты, и я был чертовски возбужден, готовый наклонить ее над кроватью, но у меня были планы, прежде чем я зайду так далеко. Я расстегнул пуговицу на ее джинсах и встал на колени, чтобы снять их с ее тела, прежде чем отбросить в сторону ее штаны и носки. Я был прав — на ней не было ничего, кроме чертовски горячего крошечного кусочка черного кружева, сидевшего на ее бедрах. Как, черт возьми, мне так повезло?

— Мне нравится раздевать тебя, — пробормотал я, все еще стоя перед ней на коленях. — Это как развернуть подарок.

Медленно я поцеловал мягкую кожу между ее ног. Раздвинув их немного шире, я схватил ее внутреннюю часть бедер и развел их для доступа. Она издала мягкий, гортанный вздох, когда мои губы нашли место соединения ее внутренней стороны бедра, и я обвел внешний периметр. Напряжение свернулось в ее теле, и ее дыхание стало