Позвоните мне!»

Николя прослушал сообщение дважды и выронил телефон из рук.

Что это значит? Выходит, Камиль требуется новая пересадка? Но почему? Потому что ее сердце – сердце Луазо – оказалось больным, неработоспособным? На этот раз все получится. Так вот почему Николя чувствовал, что Камиль была так печальна. И плакала той ночью в отеле, когда они занимались любовью. И хотела, чтобы между ними все произошло быстро.

Потому что ее дни, быть может, уже сочтены.

Он вспомнил о метрономе в гостиничном номере. О его назойливом тиканье. Камиль боялась уходящего времени.

Наверное, она знала, что умирает.

Это сердце было новым шансом. Нежданным подарком судьбы.

Николя схватил бутылку виски и со всей силы швырнул ее в стену.

Шарко умирал от жажды.

Даже когда он не шевелился, пепел все равно висел взвесью в воздухе, достигая самого верха лестницы, и высушивал ему носоглотку. Как давно он заперт в этом каменном мешке? Семь, восемь часов? Было так темно, что ему не удавалось даже рассмотреть время на своих часах.

Что они собираются с ним делать? Бросят подыхать здесь, как собаку?

Франк чувствовал настоящий страх. Он боялся не умереть – со смертью он сталкивался уже столько раз, – а оставить свою семью. И снова представлял себе личики сыновей, косую складочку Адриена, ему хотелось еще раз приласкать их, сделать счастливыми. Его дети не должны расти без отца, видя только его фотографию. Мамочка, а почему папы нет с нами?

Люси хватает мужества, но его смерти она не перенесет.

Вокруг нее уже и так было слишком много смертей.

И Шарко опять прокручивал в голове то, что случилось с ним утром. Напавшие на него, по всей видимости, местные жители. Но чем вызвана подобная реакция? Что же такое случилось в Торресе?

Вдруг он услышал за дверью звук отодвигаемой мебели. Лязг металла, каких-то балок. Кто-то повернул дверную ручку, и в его темницу ворвался луч света, словно клинок, несущий освобождение.

Снаружи был еще день.

В световой полосе возникли два голубых глаза. Шарко сразу же их узнал. Женщина, которая была с нападавшими, теперь предстала перед ним без платка на лице. У нее были длинные кудрявые волосы, черные и блестящие. Лет, наверное, сорока пяти.

– Поторопитесь, – прошептала она. – Они стерегут дорогу перед Колонией. Я им сказала, что плохо себя чувствую, и пошла за больницу, чтобы… В общем, они поверят, что вам удалось самому открыть дверь и убежать. У нас мало времени.

Шарко доковылял до приоткрытой двери, протиснулся в нее и последовал за ней. Она ускорила шаг:

– Кое-кто хочет вернуться сюда и заставить вас говорить. Им нужен слепой, Нандо.

Шарко понял, что она говорит о Марио.

– Зачем?

– Вам ни в коем случае не следовало показывать им это фото, вы пробудили старые страхи и безумие Торреса. Ваша машина уже в болоте, на дне, вместе с телефоном. Мне жаль.

Шарко стиснул зубы. Женщина направилась к деревьям. После сотни метров по твердой земле началось болото. Блестящие полосы воды, колыхавшаяся растительность, камыши, водяные лилии, перемежавшиеся травами, то удалялись друг от друга, то соединялись, то снова разделялись. Настоящий лабиринт, тянувшийся до бесконечности.

– Мы ведь не полезем…

– Это единственное решение, – отрезала женщина и ткнула пальцем куда-то за горизонт. – Я не могу пойти с вами, иначе через пять минут они меня хватятся и погонятся за нами, и тогда у нас не будет ни единого шанса. Не теряйте из виду вон то гигантское раздвоенное дерево, в самой глубине, на островке. Туда вы и должны добраться. До него примерно час ходьбы, вода будет максимум по пояс. Идите как можно быстрее, иначе вас застигнет темнота.

Шарко покачал головой. Это было чистым безумием.

– Я там сдохну.

– Я уже проходила этим путем, так что у вас тоже получится. Двигайтесь прямо вперед, огибайте препятствия, если не можете пройти, но сохраняйте направление. Как только доберетесь до дерева, получше спрячьтесь и дождитесь темноты, потому что они будут вас искать, поверьте мне. Я приду за вами наверняка очень поздно и помогу вам бежать. Не торчите долго в воде, тут водятся кайманы и змеи. И не пытайтесь самостоятельно выбраться из болота, заблудитесь и погибнете. Тут больше ста квадратных километров, и есть места, где полным-полно черных кайманов, куда лучше не соваться.

Шарко с трудом проглотил комок в горле.

– Вы же не можете оставить меня просто так… вы должны мне хотя бы объяснить.

– Объясню, когда вернусь.

– Вы ведь Флоренсия, да?

– Откуда вы знаете?

– Нандо говорил только это слово. Видимо, ваше имя.

Шарко успел заметить слезы, выступившие на ее глазах.

– Удачи. И бога ради, будьте мужественны и доведите ваши поиски до конца. Ради Нандо и всех остальных, что населяют эти болота.

– Погодите!

Он протянул ей свой бумажник:

– Тут мой паспорт, мои документы. Они не выдержат воды. Отдадите мне их ночью.

Она кивнула, засунула бумажник в карман и исчезла.

Шарко обернулся и с содроганием посмотрел на ожидавший его ад. Нет, невозможно, ему ни за что не преодолеть эту мешанину из воды и растительности. И он побежал по полосе мокрой травы, которая пошла волной. Ему казалось, что под ногами ковер из плавучего мха. Его подошвы быстро пропитались водой, хотя ступни полностью в нее не погружались. Вскоре вокруг него стали сжиматься тростники, бамбук, за ноги цеплялись водяные растения, словно маленькие руки, желавшие его задержать. Свистели, кричали на разные голоса птицы, из воды высовывались головы животных, прорезая ее поверхность, словно топляки. Крысы, быть может.

Змеи, кайманы…

Франк не терял из виду раздвоенное в виде буквы V дерево и пытался сориентироваться в ужасающем лабиринте полос земли. Солнце клонилось к горизонту, растягивая тени, усиливая контрасты. Он видел странные породы деревьев, захваченных растениями-паразитами, плавучую саванну, переплетение ветвей, которые то ныряли в воду, то выныривали из нее. Казалось, в этом болоте нет никакого порядка, а между тем природа наверняка нашла тут свою логику, свое равновесие.

Франку пришлось пересекать протоки, перебираясь от одной полосы суши к другой. Сначала он откровенно задумался, не повернуть ли назад, но в конце концов решился. Поднял руки и провалился в тину, мысленно цепляясь за образ близнецов и Люси. Он должен был дойти, ради них.

Он замерз, хотелось пить, чертовски болело правое колено. И скоро упадет ночь, как гильотинный нож. Черная, безжалостная.

Ему вспомнилась последняя фраза Флоренсии обо всех остальных, что населяют эти болота. Что она этим хотела сказать? Какие ужасы творились в этой проклятой больнице? В этом городе психов?