Амина, радио Кабула начало передавать сообщения, что по решению революционного трибунала предатель Хафизулла Амин приговорен к смертной казни и приговор приведен в исполнение. Вслед за этим последовало обращение Бабрака Кармаля к народу, заранее записанное на пленку, а сам он начал движение из Баграма в Кабул в сопровождении одного из отрядов, сформированных нами еще в ноябре.

28 декабря весь день подводили итоги операции.

Я уже упомянул, что сотрудники представительства КГБ, резидентуры и отряда «Каскад» действовали профессионально и прекрасно ориентировались в обстановке. Вечером 27 декабря, перед выступлением войск к намеченным объектам, многие наши разведчики разъехались по министерствам, ведомствам и службам, чтобы уговорить служащих сохранять спокойствие и принять новую власть. Большую работу в этом направлении провели и сами «пар-чамисты». Одним из сложных объектов, подлежащих нейтрализации, был ХАД (Служба государственной безопасности). Туда направился заместитель руководителя представительства КГБ Владимир Александрович Чучукин. О том, что там произошло, через некоторое время рассказал мне старший группы «Каскад», которая шла впереди армейской колонны:

«Подхожу к зданию ХАД… Тихо, только в одном из помещений горит свет. Думаю, притаились, гады. Приготовил гранату и тихо подкрадываюсь к двери. Сейчас шарахну… Приоткрыл дверь, а там сидит Владимир Александрович, пьет чай с руководителями ХАД. Идет оживленный разговор, и временами раздается смех. Граната не понадобилась».

Освобожденных из тюрьмы Пули-Чархи политзаключенных стали назначать на ответственные посты в государстве. Бабрак Кармаль со своими соратниками разместился в кабульском дворце Арк и через день после переворота принял руководителей представительства КГБ и отличившихся офицеров из отряда «Каскад». Б. С. Иванов, Ю. И. Дроздов и я также принимали участие в этой встрече. Бабрак Кармаль горячо нас поблагодарил и заявил, что без помощи Советского Союза «парчамисты» не смогли бы утвердиться у власти.

У меня было чувство облегчения от того, что большинство наших оперативных планов оказались хорошо разработанными, подготовленными и успешно осуществились. Но при всем этом смерть нескольких наших товарищей при штурме дворца Амина представлялась неоправданной. Их гибель послужила, кстати, толчком к сооружению на территории службы разведки в Ясеневе памятника сотрудникам, отдавшим жизнь во имя Родины. По прошествии многих лет ясно, что все наши жертвы в Афганистане, увы, были напрасными.

30 декабря 1979 года пришло указание мне и Ю. И. Дроздову вылететь в Москву для доклада о проведенной операции. 31-го, уже после окончания рабочего дня, мы предстали перед Ю. В. Андроповым и отчитались за свою работу.

В семье была большая радость — Новый год удалось встретить всем вместе, дома, а с души свалился тяжелый груз ответственности.

В первые новогодние дни радостные чувства не покидали меня. Все теперь пойдет хорошо в Афганистане: руль государства перешел там в руки разумных людей без всяких экстремистских завихрений. Наш сосед остается нашим большим другом, и к тому же единственным на всем протяжении южных границ СССР. Всех участников событий председатель КГБ пообещал щедро наградить.

Но вскоре стали раздаваться тревожные голоса.

Мой большой друг и старший товарищ Иван Алексеевич Маркелов (в то время он был, как и я, первым заместителем начальника разведки) на первой же встрече после возвращения из Афганистана спросил меня с тревогой в голосе: «А зачем мы туда вообще влезли? Добром для нас эта экспедиция не окончится!»

Затем пошли отклики из США. Там радостно потирали руки: «Советы попались — не учли нашего плачевного опыта. Афганистан станет для СССР тем же, чем стал Вьетнам для США».

Потом зашевелились и востоковеды — специалисты по Афганистану и этому региону. Они стали высказывать критические замечания о бесперспективности пребывания наших войск за Гин-дукушем. От них пошла впоследствии утвердившаяся в средствах массовой информации оценка: «Влезли в Афганистан, не зная его географии».

Наступили времена сомнений и раздумий. А руководство КГБ требовало решительных действий по оказанию помощи режиму Ба-брака Кармаля и ликвидации «бандитского движения». Началось массовое наводнение Афганистана советниками всех мастей. Их и до переворота было много. А теперь началась настоящая «совет-ническая оккупация» страны.

Деятельность советников подверглась в наших средствах массовой информации в перестроечный период не только критике, но и просто осмеянию. Они мол, делали все по нашему образцу: создавали не только машинно-тракторные станции, но и комсомольские, женские и даже пионерские организации. Это, конечно, наговоры. Нет: слепого копирования не было. Наоборот, руководство все время напоминало о необходимости действовать сообразно с местными условиями и обычаями, с учетом средневековости Афганистана и его племенного уклада.

Но попытки прямого перенесения нашего опыта, естественно, имели место. Это относится в какой-то мере и к области разведывательной и контрразведывательной работы. В конце концов, понимание национальных особенностей страны — это одно, а конкретный личный опыт каждого советника — это совсем другое. Изобретать что-то совершенно новое на базе своего опыта — дело чрезвычайно сложное.

В Москве началась целая эпоха совещаний и заседаний по Афганистану, начиная от комиссии ЦК КПСС до ведомственных и межведомственных…

Довольно часто для решения внешнеполитических вопросов, связанных с Афганистаном и нашим военным присутствием там, собирались дипломаты, военные и разведчики. Чаще всего эти встречи имели место в МИД СССР, у первого заместителя министра Георгия Марковича Корниенко, обычно там присутствовали С. Ф. Ахромеев, В. И. Варенников, а от Комитета госбезопасности — или я, или Я. П. Медяник.

Понятно, что афганские дела систематически обсуждались в рамках ответственности КГБ и у Ю. В. Андропова.

Были совещания у других министров, и в том числе у военного министра Д. Ф. Устинова. Последний проводил совещания неторопливо, с чаепитиями и всевозможными отвлечениями от главной темы. Иногда разговор принимал характер, далекий от повестки дня. Однажды, во время такого затянувшегося отступления от темы, я стал развлекать себя тем, что начал подсчитывать количество и качество орденских планок у наших военачальников. И обнаружил удивительную гармонию в системе награждения. У Ахромеева было на один орден больше, чем у Варенникова, у Соколова на один орден больше, чем у Ахромеева, а у Устинова на два больше, чем у Соколова.

Видно, в аппарате ЦК КПСС какие-то специальные люди зорко следили за тем, чтобы не было никаких нарушений в субординации. Каждый герой должен точно знать свое место в ряду героев.

Для внешней разведки Афганистан стал главной задачей: мы укрепляли органы безопасности Афганистана, направляли своих советников во многие афганские провинции, сотнями стали готовить афганских разведчиков и контрразведчиков на территории Советского Союза и в Кабуле. Делали все, вплоть до открытия в нашей стране детских домов для афганских детей-сирот.

Приказы руководства КГБ были однозначны: для Афганистана ничего не жалеть, все их заявки