— А сейчас носит?

— Нет. Когда я спросила его об этом, он взял этот медальон и выбросил. — Она выпрямилась, потом взяла Халева за руку и отошла от дерева. Ей не хотелось, чтобы малыш находился рядом с этими символами.

— Он возвращается, — сказал Феофил.

Атрет бежал к ним, ловко лавируя между деревьями.

— Я видел белых коней, — сказал он, задыхаясь от быстрого бега. — Новая дорога ведет на северо–восток. В той стороне должна быть и деревня. Это в двух, может быть, в трех милях отсюда, если идти по прямой.

— Пойдем в обход, — сказал Феофил. — Я не хочу, чтобы на пути евангелия возникали какие–то препятствия. Когда хатты примут истину, Атрет, Тиваз утратит над ними власть, и этот лес станет для них таким же обыкновенным местом, как и вся земля вокруг.

— Тогда давай поторопимся, чтобы успеть до наступления ночи.

К сумеркам они дошли до окраины деревни. Несколько мужчин в туниках и штанах из грубой шерсти загоняли скот в длинное здание. Крик Атрета напугал скот и заставил мужчин вооружиться и побежать навстречу непрошеным гостям. Но когда они подбежали ближе, их воинственный клич сменился бурными приветствиями.

— Атрет! — Не выпуская оружие из рук, они радостно хлопали Атрета по плечам и по спине, а он смеялся и так же радостно приветствовал их.

Рицпа стояла рядом и во все глаза смотрела на происходящее, несколько испугавшись такой непринужденной встречи и бурного веселья. Ей еще не доводилось видеть в своей жизни таких шумных и грубых людей. Она посмотрела на Феофила, и его невозмутимый вид немного успокоил ее. Когда радость этих людей несколько поутихла, они с неприкрытым и бесхитростным недоумением посмотрели на Рицпу, а потом на Феофила, Наступило напряженное молчание.

— Ты привел с собой римлянина?

Когда спросивший это мужчина выступил вперед, Атрет сделал быстрое движение и направил на него свою фрамею.

— Феофил пришел сюда не как римлянин.

— А это что–нибудь меняет?

— Я говорю, что меняет.

Мужчина сощурил глаза, но опустил оружие. Атрет убрал фрамею и заговорил уже мягче:

— Смотри за своим стадом.

Трое мужчин отошли от путников, охладев к Атрету, но все же послушавшись его. Атрет долго наблюдал за ними, потом взглянул на Феофила. Кивнув головой, он взял Рицпу за руку и снова пошел по дороге.

Феофил обратил внимание на то, что деревня, вопреки его ожиданиям, представляла собой не «рундлинг», когда хижины выстроены по кругу. Перед ними был сакгассендорф, деревня, в которой жилища располагались по обе стороны от центральной улицы. Атрет насчитал восемь длинных домов и больше двадцати небольших хижин, не считая грубенхауза для собраний. Дальний конец улицы был загорожен в целях защиты от врагов.

О гостях моментально узнала вся деревня, потому что взрослые послали своих детей передавать новости из дома в дом. Люди вышли из домов на улицу, окружили Атрета, вся деревня наполнились разговорами, криками, смехом.

Какая–то светловолосая женщина протискивалась к нему сквозь толпу. «Марта!» — воскликнул Атрет, и она со слезами на глазах упала в его объятия. Атрет держал ее в объятиях, пока какой–то мужчина не хлопнул его по спине. Смеясь и плача, Атрет обернулся, чтобы разглядеть, кто это. Увидев, он снова радостно вскрикнул и повернулся к высокому, крепко сложенному мужчине. «Вар!». Мужчины обнялись.

Мужчины, женщины, дети непрерывно говорили, слова сливались в один сплошной гул, ничего нельзя было понять, но вдруг наступила тишина. Атрет и Вар продолжали оживленно и радостно говорить друг с другом, но затем смолкли, обратив внимание, что люди притихли и расступились перед пожилой женщиной. Она шла неторопливо, кивая головой, когда люди в знак уважения прикасались к ней и тут же почтительно отступали. Ее седые волосы были заплетены в толстую косу, уложенную на голове и заколотую золотыми заколками. На шее женщины красовался большой янтарь в золотой оправе на толстой золотой цепочке.

Вар увидел ее первым и повернул в ее сторону и Атрета. Увидев эту женщину, Атрет вздрогнул от удивления. «Мама», — произнес он и, сделав два шага, оказался возле нее. Опустившись на одно колено, он обнял женщину, уткнувшись головой ей в грудь.

Плача, Фрейя перебирала пальцами его волосы, потом подняла его голову.

— Сын мой, — сказала она, и слезы текли по ее бледным щекам, — сын мой вернулся!

От сильного волнения Атрет не мог вымолвить ни слова, только держал мать в своих объятиях. Ведь все эти годы он думал, что она уже давно мертва или находится в рабстве.

Фрейя поцеловала его в обе щеки, а потом в губы.

— Я знала, что ты вернешься. — Она нежно убрала волосы с его лица. — Даже когда все вокруг уже перестали надеяться, я знала, что Тиваз защитит тебя и вернет к нам.

Когда Атрет встал, мать взяла его руки в свои. Она оглядела собравшихся, как будто ища кого–то еще, пока ее взгляд не остановился на Рицпе.

Рицпа увидела теплый блеск в ее прекрасных голубых глазах, так похожих на глаза Атрета. Пожилая женщина улыбнулась ей и сказала:

— Она с тобой.

— Это моя жена, Рицпа, — сказал Атрет.

— А ребенок?

— Мой сын.

По толпе пробежала волна удивленных и любопытных возгласов и шепота. «Такой темноволосый», — произнес кто–то. Атрет взял мальчика у Рицпы и поднял его высоко над головой, чтобы все могли его видеть.

— Его зовут Халев.

«Халев!» — воскликнули все, и Рицпа уже думала, что Халев заплачет, испугавшись такого шума. Но вместо этого малыш издал крик восторга, очевидно, радуясь тому, что оказался в центре внимания. Улыбаясь, Атрет передал мальчика обратно Рицпе. Она прижала его к себе. Теперь она оказалась в центре внимания и могла слышать, как все говорили о ней: «Такая темноволосая…».

Фрейя обратила внимание на мужчину, который стоял рядом с женой ее сына, и поняла только, что это римлянин. Он тоже смотрел на нее, взгляд его был добрым, приветливым, без тени лукавства. Но все же ее охватил необъяснимый страх.

— Кто этот человек?

Феофил вышел вперед и поклонился в знак уважения. Потом он заговорил на чистом германском языке, даже с хаттским акцентом:

— Меня зовут Феофил, моя госпожа, и я пришел сюда с миром как посланник Иисуса Христа, Сына Бога живого.

Фрейя задрожала. Она взглянула на сына.

— Кто такой Иисус Христос?

Но Атрет, удивившись, неотрывно смотрел на Феофила.

Феофил ответил:

— Иисус — это образ невидимого Бога, Первенец всего творения. — Он поднял руку к звездам, которые уже виднелись на небе. — Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое, и Им все держится.