— Какие сюда повесить шторы, — спросил он, — простые или с цветочками и всякой всячиной?

— Простые, — ответила Мидж. — Если у нас будут картины. Мне нравится этот коричневый коврик и обои. Мы могли бы купить какую-нибудь миленькую дорожку.

— Ах, Мидж, я так рад, что ты говоришь это. Значит, ты веришь в это место! Дорогая, только поверь, и мы будем у себя дома, в безопасной гавани. На самом деле этот ужасный случай принес пользу, он дал нам некий толчок. Значит, мы должны двигаться вперед. Это вызов, и он означает жизнь, он означает силу, он призывает: avanti[60]. Мы должны наступать, высоко подняв знамя! Ах, Мидж, ну что с тобой? У тебя такой подавленный, угрюмый вид.

Мидж пригладила массу своих многоцветных волос (парикмахер высоко взбил их), откинула пряди со лба и встряхнула головой. Уголки ее рта опустились.

— Понимаешь, ведь случилось много ужасного, — сказала она.

— В Куиттерне? Томас догадался? Я рад!

— Нет, Томас ни о чем не догадывается… и это так странно… это важно…

— Боже милостивый, уж не хочешь ли ты сказать, что это трогательно?!

— Он очень умный, он хорошо разбирается в людях, а сейчас ничего не видит. Просто не видит. Он верит мне. Он слеп.

— Что же тогда случилось ужасного? Ну конечно, Сигард и все остальное, однако это не имеет никакого значения. События вынуждают нас сделать то, что мы давно собирались.

— Понимаешь, мне кажется, я должна была съездить в Сигард.

— Ну конечно, тебя загипнотизировала аура Джесса! Не будь такой наивной дурочкой, моя дорогая. Не смешивай прошлое и будущее. Извини, продолжай, я тебя перебил. Ты хотела что-то сказать?

— Я думаю, это было связано с Джессом…

— Ты никак не можешь забыть того мгновения, когда он спросил: «Кто эта девочка?» И ты спрашивала себя… не мог ли он предпочесть тебя Хлое.

— Да, — сказала Мидж, откидывая назад голову. — Откуда ты знаешь? Ну да… но я не об этом…

— Ты победила Хлою! Я знаю, это было одной из целей твоей жизни. Хлоя мертва — и Джесс целует тебя. К тому же ты и меня держишь на крючке. Больше тебе у бедной девочки нечего забрать.

— Это было что-то совершенно необычное…

— Хотя он стар, выжил из ума и принял тебя за Хлою!

— Тебе это трудно представить… но одно только прикосновение этого человека… я уж не говорю…

— Он схватил тебя, обнял, он практически съел тебя! Может, мне пора забрать тебя у него?

— Я больше не хочу его видеть. Одного раза хватило.

— Рад это слышать. Что-то вывело тебя из равновесия. Значит, это Джесс. Ну конечно, я все прекрасно понимаю. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Но, моя дорогая девочка, давай не будем больше терять время. Мы стали взрослее, мы стали сильнее, мир принадлежит нам. В сравнении с нами все это — ничто.

— Джесс был чудом…

— Да, хорошо, но…

— Он был прекрасным миражом, не связанным с реальной жизнью…

— Хорошо.

— Вот только он каким-то образом… не могу подобрать слов… он как-то… вымел все прошлое…

— Ты имеешь в виду твою одержимость Хлоей?

— Не только это. Ощущение было такое, будто он прикоснулся ко мне, а потом оттолкнул… словно ударяешь что-то, и оно улетает по касательной…

— Он выстрелил тобой, как из лука! Прекрасно, теперь мы оба парим в небесах!

— Меня беспокоит не Джесс. Меня беспокоит Стюарт.

— Да. То, что он в курсе, очень досадно. Он может решить, что должен пойти и рассказать про нас, поскольку считает, что так правильно. И это достаточно веская причина, чтобы нам самим пойти к Томасу, пока Стюарт не сделал это первым. Мидж, дорогая, сосредоточься. Ты только подумай, как мы будем себя чувствовать, если Стюарт нас опередит! Как злосчастные маленькие преступники, как подлые мелкие лжецы, мошенники, которых поймали за руку. Мы утратим инициативу. Хотя бы это всегда принадлежало нам — мы сами определяли правила игры. Ты права, Стюарт — наша проблема. Но ты не хочешь ее решить!

— Стюарт ничего не скажет Томасу.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам мне сказал.

— Он сам тебе сказал?

— Да, я ходила к нему сегодня утром, и он мне это сказал.

— Ты встретила его в моем доме, когда пришла ко мне, и?..

— Нет, я пошла туда, где он живет. Я хотела поговорить с ним…

Гарри вскочил, опрокинув стул, Мидж подалась назад, прижав спинку своего стула к стене. В маленькой квартирке почти не было мебели, стены и окна оставались голыми. Только простой темно-коричневый ковер, одобренный Мидж, как-то украшал интерьер. В комнате царил запах свежей краски.

— Ты пошла встретиться со Стюартом, поговорить с ним… и не сказала мне? О чем говорить? Ты умоляла его не выдавать нас?!

— Нет, не умоляла… я хотела знать… но не только это…

— Что еще, бога ради?

— Я хотела увидеть его…

— Ты хочешь сказать — уничтожить его взглядом?

— Да. А еще поговорить. Он мне снился. Вернее, мне снился белый всадник, смотревший на меня. Томас сказал, что это смерть. И когда я взглянула на этого всадника, то сразу поняла, что он — Стюарт.

— Хорошо, он страшный призрак, пусть. Но ты, Мидж, ты сошла с ума. Ты понимаешь, что ты делаешь со мной, когда так спокойно сообщаешь, что отправилась к Стюарту и говорила с ним? После всего того, чему он стал свидетелем, после того как он молча сидел в машине, когда нам так хотелось остаться вдвоем…

— Поэтому я и хотела увидеть его.

— Чтобы сообщить ему, как ты расстроена! Зачем ты позоришься перед ним? Мидж, я ушам своим не верю! Надеюсь, ты посоветовала ему не соваться в чужие дела?!

— Да, но речь шла о другом.

— Ты просила его не говорить Томасу, ты унижалась перед ним…

— Нет, я ни о чем его не просила. Он сам сказал, что не скажет Томасу. Он сказал, что, по его мнению, это должна сделать я.

— Признайся и попроси у Томаса прощения за минутную слабость!

— Он ничего не говорил про нас. То есть он никак не комментировал то, что случилось. Он говорил о лжи и о Мередите. Я тебе говорила, что Мередит видел нас. По крайней мере, он видел меня, а тебя — слышал. Я попросила его помалкивать. Стюарт сказал, что это развращение малолетних.

— Мередит узнал… Да, это ужасная ситуация.

Мидж сидела на стуле, напряженно выпрямив спину и сложив руки — так сидят в ожидании приема в больнице или суде. Она говорила быстро, монотонно, тихим голосом, словно желала как можно скорее все рассказать. Она смотрела вниз, на ноги Гарри, и время от времени ее пробирала дрожь.