Он поехал на ферму и не вернулся.

– Давид тоже в Марокко? – спросила она.

Ханнелора просияла.

– Нет, нет, – сказала она. – Скоро он приедет, заберет меня, и мы поедем домой.

Она встала и пошла к книжному шкафу, открыла одну створку и принялась по одной выкладывать книги на пол.

– Ханнелора, – позвала Анника, подходя к старухе. – Пойдем, ты сядешь на диван. Давид еще не приехал, нам придется некоторое время его ждать.

Женщина помедлила, потом кивнула и послушно пошла к дивану, оставив книги на полу.

– Давид очень сильно это переживает, – сказала она. – У всех других детей есть отец.

Анника помогла старухе сесть, а потом сама села рядом с ней.

Женщина нервно перебирала пальцами блузку.

– Они злятся друг на друга. Он накричал на Астрид. Давид скоро придет? Он уже должен быть здесь.

Анника услышала в коридоре шаги, звон посуды и скрип каталок. Она повернулась на месте и посмотрела в глаза Ханнелоре:

– Ты можешь что-нибудь рассказать о Фатиме?

Женщина уставила в Аннику недоуменный взгляд:

– Кто это?

Анника несколько секунд медлила с ответом.

– Фатима живет на ферме, – произнесла она наконец. – С Амирой.

Взгляд Ханнелоры бесцельно блуждал по комнате.

Анника помолчала, потом спросила:

– Ты можешь что-нибудь рассказать про Юлию?

Женщина принялась разглаживать юбку.

– Ты помнишь Александра? Это сын Давида.

В дверь постучали, и Барбро просунула голову в щель.

– Как у вас дела? – спросила она и с любопытством посмотрела на Аннику.

– Мы разговариваем, – довольно резко ответила Анника. – Мы хотим поговорить наедине.

Барбро вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Сейчас мы будем выполнять врачебные назначения, – сказала она и отперла аптечку в ванной комнате.

– Я не буду принимать лекарства, – сказала Ханнелора Линдхольм. – Я от них становлюсь помешанной.

Директор что-то достала из аптечки и снова ее заперла, вошла в комнату и отправилась в кухонный угол.

– Не бросай цветы и листья в раковину, – сказала она медленно и раздельно. – Помни, что мы должны поддерживать здесь порядок и чистоту.

Барбро налила в стакан воду и подошла к старухе.

Ханнелора Линдхольм тяжело вздохнула, покорно взяла таблетку и проглотила ее, запив водой.

– Ну, вот и хорошо, умница, – похвалила Ханнелору Барбро пронзительным громким голосом.

Потом она обернулась к Аннике.

– Теперь я вынуждена попросить тебя закончить визит, – сказала она. – Ханнелоре надо отдохнуть.

Анника посмотрела на часы. Да, надо возвращаться в редакцию.

Ханнелора пересела на кровать с выражением покорности в синих кукольных глазах. Анника подошла к ней и протянула руку.

– Спасибо за приятную беседу, – сказала она.

Ханнелора Линдхольм удивленно посмотрела на Аннику.

– Кто ты?

Анника похлопала старуху по руке, подхватила сумку, повесила ее на плечо и взяла в охапку куртку.

– Юлия и Александр скоро приедут тебя навестить, – сказала она.

Ханнелора Линдхольм смотрела в окно. Казалось, она не слышала этих слов.

Снова пошел дождь. Анника добежала до машины, обнаружила, что забыла ее запереть, бросила на сиденье сумку и достала телефон.

Посмотрев на дисплей, она увидела один пропущенный звонок с мобильного телефона Патрика.

Ничего, шеф подождет.

Она закрыла глаза и задумалась. Дождь громко барабанил по крыше машины, вода ручьями текла по ветровому стеклу.

Ханнелора, Астрид и Сив вместе росли в Сёрмлане, на хуторе под названием Гудагорден. Хозяина хутора звали Гуннар, и он, не задумываясь, бил детей. Ханнелора была дочерью нациста и родственницей хозяев хутора, лицемеров, которые хлыстом заставили маленькую девочку лгать о ее прошлом.

Девочки выросли и продолжали поддерживать связь друг с другом. Их дети, в свою очередь, ощущали себя братьями и сестрами – Давид и Филипп, Ивонна, Вероника и маленькая Нина.

Анника тронула машину, выехала на шоссе и по памяти набрала номер.

Нина Хофман ответила сразу и, как обычно, представилась именем и фамилией.

Никаких посторонних шумов в трубке не было, из чего Анника заключила, что Нина либо дома, либо в служебном кабинете, но в любом случае не в патрульной машине или шумной камере.

– Я была на пресс-конференции по случаю освобождения твоего брата, – сказала Анника. – Ты не знаешь, чем он собирается теперь заниматься?

– Я благодарна за все, что ты сделала, – ответила Нина, – но я тебе ничего не должна. Вопросы о намерениях Филиппа можешь задать ему самому.

Анника сбросила скорость и перестроилась вправо.

– Хорошо, – сказала она, – тогда позволь задать тебе совсем другой вопрос. Ты знаешь что-нибудь о ферме в Марокко?

С визгом заработали «дворники». Нина не ответила.

– Алло? Алло, Нина?

– Да, я здесь.

– Я только что была у Ханнелоры Линдхольм, – сказала Анника. – Я говорила с ней о твоей матери и матери Вероники Сёдерстрём Астрид…

– Зачем все это вообще нужно? Что ты вцепилась в нашу семью, что ты роешься в нашем грязном белье? Почему ты не можешь оставить нас в покое? – Нина говорила без возмущения, но решительно. – Ханнелора – больная, безумная старуха. О чем ты можешь с ней.

– Нина, – бесцеремонно перебила ее Анника и снова сбросила скорость. – Твоя мать что-нибудь говорила тебе о ферме в Марокко?

Несколько секунд Нина молчала, потом заговорила снова:

– Почему ты спрашиваешь?

– Я знаю, что недалеко от Асилаха, в Северном Марокко, находится ферма, которая по какой-то причине связана с Астрид Паульсон, Давидом Линдхольмом, да и со всеми вами.

– Что значит «со всеми вами»?

– Там живет женщина по имени Фатима с дочерью Амирой. Ты что-нибудь о них слышала?

В трубке раздался щелчок, и наступила тишина. Нина Хофман закончила разговор.

Анника закусила губу. Вот черт!

Нина что-то знала, но не хотела говорить.

Аннику объехала фура, обдав ее зловонным выхлопом.

Анника отложила телефон и сосредоточилась на дороге.

Туре, слава богу, уже ушел домой. Она отдала ключи дежурному вахтеру, сказав, что машину надо заправить и не мешало бы заодно помыть. Потом она написала отчет о дневных расходах на парковку и штраф. Собственно, штраф она должна была оплатить сама, но попытаться все же стоило.