— Надо дать ему еще одну бутылочку. — Лиза стянула перчатки. — Он хорошо сосет сам с тех пор, как мы перестали кормить его через желудочный зонд и венозный катетер. Пусть движется в правильном направлении. Если на то пошло, прогресс блестящий.

— Все благодаря вам, доктор Каммингс, — ответил Эдвард.

И он не грешил против истины. Вчера она нашла ребенка не в лучшем состоянии. Казалось, долго он не протянет. Лиза провела час, изучая результаты лабораторных обследований, рентгенограммы, даже генетический анализ. С изумлением уставилась на тройную спираль на фотографии электронного микроскопа: две естественные спирали ДНК окружали введенную искусственно протеиновую, ПНК.

Пептидо-нуклеиновая кислота.

Эта крошечная, микроскопическая нить и стала причиной стольких несчастий, ужаса, насилия.

— И младенцу она никакой пользы не приносила.

Эдвард объяснил, что происходит в организме младенца, как разрушаются эти соединения из трех спиралей. Но вопрос заключался в другом — почему? Мальчик заболел и организм начал разрушать эти спирали? Или их разрушение привело к болезни?

Узнать наверняка они могли только одним способом: стабилизировать состояние младенца и посмотреть, не прекратится ли разрушение само по себе.

Лиза высказала предложение, заметив маленький пик в эозинофильных уровнях анализа крови. Эозинофилы — белые кровяные клетки, которые модулировали аллергические воспалительные процессы. Они также реагировали на инфекции, вызванные паразитами, но их вероятность уже исключили.

Скорее причиной такой аллергической реакции служили нити ПНК. Пептидо-нуклеиновая кислота — белок, как и любой другой, — могла стать таким же аллергеном, как пыль или цветочная пыльца. При разрушении тройных спиралей освободившаяся ПНК вымывалась в цитоплазму, а потом выводилась из клеток.

Петра показала ей фотографию похожей на червя молекулы ПНК, выползающей из кишечной клетки. Наплыв искусственно созданного белка в кровь и ткани кишечника вызвал мобилизацию эозинофилов, защиту человеческого организма от посторонних захватчиков. Все шло к анафилактическому шоку.

Осознав угрозу, Лиза порекомендовала небольшие внутривенные дозы антигистаминных и стероидных препаратов, чтобы понизить аллергическую реакцию, дать организму ребенка шанс справиться с чужеродным аллергеном и вновь вернуться в норму.

Все получилось в лучшем виде. Она провела у инкубатора всю ночь, при необходимости ей помогал Эдвард, и состояние ребенка улучшалось час от часу. Они прекратили подачу жидкостей, кислорода и, наконец, внутрижелудочного и внутривенного питания.

Оставался только один вопрос: принесло ли это пользу?

Улучшение состояния ребенка привело к восстановлению стабильности тройных спиралей. Лиза знала, что Эдвард на это надеется. Оба ждали ответа Петры.

Пока Лиза кормила младенца из бутылочки, Эдвард сел за компьютер, установленный в соседней комнатке. Оба с головой ушли в собственные заботы. Тревога за ребенка отодвинула в сторону ужас прошедшего дня, предоставив Лизе возможность сосредоточиться на другом. Она знала, что Кэт находится в лабораторном комплексе, но где именно спрятали ее подругу? И потом, где расположен этот лабораторный комплекс?

Пока Петра и Эдвард относились к ней подчеркнуто уважительно, ценя ее помощь и нуждаясь в ней. Лиза помнила эти преобразованные в числовую форму слова, это хладнокровное предупреждение:

Докажите свою полезность, и вы обе будете жить.

Но теперь, поскольку ребенку становилось все лучше, полезность Лизы сходила на нет.

И что тогда?

Она помнила, кто определил ее на эту работу. Перед мысленным взором возникло доброе лицо, она вновь услышала вкрадчивые слова:

Спасибо, доктор Каммингс, за согласие помочь моему внучатому племяннику.

В груди закипела злость. Это хладнокровие, спокойствие и выдержка Роберта Ганта. Она знала, ценой какой боли, страданий и утрат удалось произвести на свет этого особенного ребенка, в этом месте и в это время. И, однако, младенец не виноват в этих жестокостях. Мальчик мог родиться из крови и разбитых сердец — но он все равно оставался невинным.

Малыш насосался, бутылочка опустела. Большие глаза закрылись. Лиза не мешала ему погрузиться в сон. Он ничего не знал о тех ужасах, что творились за чистыми пластмассовыми стенками его инкубатора.

Лиза повернулась к Эдварду, захромала к нему, морщась от боли в лодыжке. Настенная камера наблюдения отслеживала ее путь, поворачиваясь вслед. Она задалась вопросом, кто наблюдал за ней — сам Роберт Гант или какой-то скучающий охранник.

Измотанная сверх всякой меры, Лиза не могла ходить вокруг и около и задала прямой вопрос:

— Эдвард, чего вы пытаетесь добиться этими тройными спиралями?

Он развернулся на вращающемся стуле.

— Я не могу говорить о целях моих благодетелей, обеспечивающих финансирование. Я знаю лишь свою цель в общем порядке вещей.

— И какова эта цель?

Блейк изогнул бровь, словно удивляясь, что она до сих пор не в курсе.

— Выковать ключ к самой жизни.

Он устало улыбнулся, а Лиза, что удивительно, ответила тем же.

— И пусть это прозвучит возвышенно, ПНК и есть этот ключ, — объяснил Эдвард. — Она открывает полную силу ДНК и отдает чертежи жизни в наши руки. С помощью ПНК генные инженеры смогут создавать нити со специальными генами, избавляя человечество от биологических ограничений. ПНК позволит конструировать совершенно новые гены, новый геном на основе ПНК и ввести его в оплодотворенную яйцеклетку. И в конце концов уже не Бог будет отвечать за эволюцию человека — мы возьмем все в свои руки.

Эдвард посмотрел на младенца в инкубаторе.

— Но все это будет позже. На данный момент у нас только одна цель, заложенная в эту первую нить ПНК, и она довольно простая.

Лиза почувствовала, как у нее засосало под ложечкой.

— Какая цель?

Глаза Эдварда не отрывались от спящего младенца, на лице читалось благоговение, но при этом и грусть.

— Бессмертие.

Лиза не могла скрыть шока.

— Не удивляйтесь, доктор Каммингс. Этот ребенок не первый бессмертный, рожденный в этом мире. — Эдвард наконец-то повернулся к ней, чтобы она увидела, что говорит он искренне. — Они уже ходят среди нас.

13 часов 07 минут

Вашингтон, округ Колумбия

Осталось пять часов.

Пейнтер вернулся в свой кабинет, оставив президента и его дочь внизу, под охраной агентов секретной службы. Еще пять часов, и Джеймс Гант выйдет из укрытия, делая вид, что выжил после хирургической операции. Пока все шло по заранее намеченному плану.

В кабинете он нашел Ковальски, который сидел, положив ноги на его стол, сложив руки на животе, и похрапывал. Пейнтер скинул его ноги на пол. Ковальски разом проснулся.