на шрамах.

— Боже, мне жаль…

— Я нашла “Чернильно-черное сердце” на YouTube, и это было так чертовски странно, но я не могла перестать его смотреть. Мне понравился стиль рисунков и все персонажи. Они, вроде, такие нескладные, но все же они нормальные, правда? Когда мне было четырнадцать, я чувствовал себя очень плохо и неправильно, но, как и все, что говорит Харти, типа, никогда не поздно, даже если тебя заставили делать плохие вещи, ты не обязан делать это вечно. Мне просто нравилось наблюдать за ними, и это очень смешно.

Я собиралась сделать это снова — перерезать себе вены. Я приготовила все необходимое и собиралась притвориться, что иду на ночевку, пойти в лес и сделать это, чтобы никто меня не нашел. Но мультфильм был первой вещью, которая заставила меня смеяться примерно за год. И я подумала, если я еще могу смеяться… а потом я увидела в Интернете, что Эди Ледвелл говорит, что она собирается сделать еще один мультфильм, и я захотела посмотреть его, потому я не стала убивать себя. Это меня остановило. Это безумие, правда? — сказала Зои, глядя в темноту. — Но это правда.

— Это не звучит безумно, — тихо сказала Робин.

— Я посмотрела второй, и он был очень смешной. Это был первый, в котором говорил Мэгспи. Ты знаешь того парня, который болтал с тобой там? Престон? Тот, который был моделью для вашего класса?

— Да, — сказала Робин.

— Он озвучивал Магспи во втором и третьем эпизодах.

— Не может быть! — сказала Робин.

— Да, но потом он уехал домой в Ливерпуль на несколько месяцев, и они пригласили кого-то другого с шотландским акцентом. Он нападает на людей, говорящих о “Чернильно-черном сердце”. Когда он увидел мои татуировки, он был настоящим ублюдком по поводу них… он…

Но Зои оставила эту мысль незаконченной. Некоторое время они шли молча, Робин размышляла, хорошая это идея или плохая — заводить разговор об игре.

— Однажды со мной разговаривала Эди Ледвелл, — сказала Зои, нарушив молчание. — В Твиттере.

Она говорила об этом тихим, благоговейным голосом, как о религиозном переживании.

— Вау, правда? — сказала Робин.

— Да. Это был день, когда умерла моя мама.

— О, мне так жаль, — сказала Робин.

— Я не жила с ней, — тихо сказала Зои. — У нее было… У нее было много проблем. Она дважды попадала на принудительное лечение. Она принимала наркотики. Вот почему я в основном была под опекой. Моя приемная мама сказала мне, что она умерла, и разрешила мне не идти в школу. Я зашла в Твиттер и сказала, что моя мама умерла сегодня. И со мной заговорила Эди Ледвелл. Она…

Робин посмотрела вниз: лицо девушки сморщилось. С таким выражением страдания она могла быть девяностолетней старухой или ребенком, слезы никак не влияли на густо нанесенную подводку, и Робин вдруг вспомнила размазанную подводку Эди Ледвелл, когда та плакала в офисе.

— Она была очень милой, — сказала Зои сквозь рыдания. — Я сказала ей, что моя приемная мама только что сказала мне, и она сказала, что она была под опекой и все такое. Она отправила мне свои объятия, и я сказала ей — я сказала, что она моя героиня и что я люблю ее. Я сказала, что… Я сказала ей, что…

— Возьми салфетку, — тихо сказала Робин, доставая салфетки из своей сумки.

— Прости, — сказала Зои. — Я просто… я бы хотела.. люди были ужасны по отношению к ней в Интернете, а я… я не… люди говорили, что в мультфильме куча всего не так, но… я не знаю, я никогда не думала, что в нем что-то плохо, но потом, когда я прочитала, что люди говорят, это обрело смысл… но я бы хотела, чтобы я этого не делала… мой б-бойфренд говорит, что мы не сделали ничего плохого, но…

Зазвонил мобильный Робин. Внутренне проклиная звонившего, она достала его из сумки. Это был Страйк.

— Привет, — сказал он. — Как все прошло в Норт Гроув?

— Я сказала тебе все, что должна была сказать, в прошлые выходные, — холодно ответила Робин. — Я занята, ясно?

— Точно занята, — сказал Страйк, в голосе которого прозвучало веселье. — Позвони мне, когда не будешь занята.

— Нет, это ты, — сказала Робин и повесила трубку.

— Твой бывший? — сказала Зои тоненьким голосом. Она вытирала лицо салфеткой, которую дал ей Робин.

— Да, — сказала Робин, засовывая мобильный обратно в сумку. — Продолжай, о чем ты говорила?

— Ни о чем, — безнадежно ответила Зои.

Они пошли дальше, единственным звуком, издаваемым Зои, было случайное сопение. Хайгейт Хилл был длинной и хорошо освещенной улицей, по которой все еще двигалось много транспорта. Группа молодых людей окликнула двух женщин, когда они проходили по противоположной стороне дороги.

— Отвали, — сказала Робин себе под нос, а Зои слабо улыбнулась.

— Я встретила Джоша Блэя, — сказала Зои, ее голос стал немного хриплым.

— Серьезно? — сказала Робин, соответствующим образом впечатленная.

— Да. Он приехал погостить в Норт Гроув на месяц, прежде чем на него и Эди… напали.

— Ты говорила с ним? — спросила Робин, уверенная, что уже знает ответ.

— Нет, я была слишком напугана! Я вошла на кухню, а он просто стоял там.

И ты дрожала.

— И меня трясло, — сказала Зои со слезливым смешком. Мариам представила меня, а я не могла говорить. Я так и не набралась смелости.

Но для Робин было очевидно, что Зои — большая редкость в фэндоме “Черное сердце”: кто-то, кто почитал Эди Ледвелл больше, чем Джоша Блэя.

— Каким он был? спросила Робин у Зои.

— Обкуренным, — ответила Зои с грустной улыбкой. — В основном. Он не любил знакомиться с людьми. Он часто оставался в своей комнате, играл песню Strokes “Is This It” снова и снова… а потом поджег комнату.

— Что он сделал? — спросила Робин, снова изображая удивление.

— Ну, Мариам думала, что это был Джош, — сказала Зои, — но я так не думаю.

— Кто же тогда?

— Не стоит говорить… хочу сохранить свою работу.

Робин подумывал о том, чтобы надавить на нее, но, укрепив доверие, боялся его нарушить.

— Чем ты занимаешься в Норт Гроув?