Глаза его привыкли к темноте. Он встал и, не зажигая свет, налил полную пиалу водки. Подошел к окну и, отодвинув штору, вгляделся в ночь. Его удивило, что часть неба освещалась так, будто в той стороне находился большой город. Такую картину Родик часто наблюдал в ближнем Подмосковье. Здесь же самым большим городом был Душанбе, слишком далекий и расположенный несколько в другой стороне. Родик стал строить различные предположения, но, вспомнив мудрость о том, что не надо глядеть в бездну, а то бездна начнет глядеть на тебя, зашторил окно, выпил водку, закусил виноградиной и опять лег в постель, подумав, что хорошо бы произвести вечерний туалет, но, вспомнив неустроенность отведенного для этого места, решил потерпеть до утра. То была последняя мысль в этот день. Вероятно, выпитая водка вызвала долгожданный сон.

Проснулся Родик с той же мыслью. Солнце, пробиваясь через шторы, рисовало причудливые фигуры на стенах и мебели. Быстро одевшись, он побежал в уборную. В утреннем свете она являла собой ужасную картину, которую Родик не разглядел вчера в потемках. Писая в грязный унитаз, он с омерзением представил себе, как будет здесь чистить зубы и бриться.

Заглянув в приемную, Родик понял, что Абдулло Рахимович еще спит и рассчитывать на умывальник в его комнате не приходится. Охрана тоже спала, за исключением того худощавого подростка, который брал на себя инициативу в организации соревнования, а потом куда-то исчез.

— Ассалому алайкум! Вчера не спросил, как тебя зовут? Абдулло Рахимович еще спит?

— Ассалому алайкум! Субх бахайр[62]. Номи манн Салим. Еще рано. Все проснутся часа через полтора-два.

— Соревнование вы вчера провели?

— Провели. Шухратбой бохти[63], — показав на спящего подростка, ответил Салим. — Сегодня, если куда-нибудь не пошлют, станет чистить автоматы.

— А лучший результат какой?

— Двадцать три секунды — сборка, а разборка — не помню. Можно посмотреть.

— Слабовато. Даже норматив молодого бойца не выполняете. В школе военной подготовки не было?

— Мы в мактаб[64]давно не ходим. Да и здание ее попорчено. Там штаб был.

— Да… Ну с первого сентября, наверное, начнете учиться. Война кончилась. Теперь самое главное — учеба.

— Не знаю. Я уже два года пропустил. У нас в кишлаке еще до войны только мактаби ибтидой[65]была.

— Не понял…

— Ну маленьких грамоте учили. Муаллимаи русские уехали. А в город ездить далеко было. Сейчас и здесь муаллимаи нет. Убили их вовчики.

— Плохо, очень плохо. Учиться необходимо. Посмотри. Абдулло Рахимович — образованный человек, кандидат наук. Поэтому он и начальник. Поэтому его уважают.

— Понимаю…

Родик почувствовал, что разговор не получается, и сменил тему:

— А что не спишь? Охраняешь?

— Нет. Это не наша работа. Есть охрана здания. Я недавно пришел. У меня свидание было с девушкой.

— Что же за девушка такая, что ночью с мужчиной гуляет? Жениться тебе еще рано.

— Я и не собираюсь. Есть у нас такие девушки, с которыми можно ночью гулять.

— Что, таджички?

— Нет.

— Хоп. Не буду тебя пытать. Лучше скажи, где можно помыться?

— Мы моемся либо в хочатхоне[66], либо из шланга во дворе.

— Лучше из шланга. Покажешь?

— Пойдемте… Я охрану предупрежу.

— Подожди минутку, я мыльные принадлежности возьму.

На улице, хотя уже взошло солнце, было прохладно.

В дальнем конце двора около искусственных водоемов Салим показал дюритовый шланг. Родик открыл кран, и из шланга полилась холодная вода. Родик озадаченно размышлял, как бы устроить нечто, подобное душу. Салим, увидев его нерешительность, предложил подержать шланг, а когда Родик отказался, перенес его в густые заросли и закрепил на одном из кустов.

— Там не очень удобно. Могут быть змеи, — усомнился Родик.

— Зато вас никто не увидит, — отозвался Салим.

— Я не стесняюсь…

— Не в этом дело. Бывает, стреляют. Мы на открытых местах стараемся долго не задерживаться. А змей не бойтесь, их тут нет. Я буду вон там. Если что-то понадобится — позовите.

Слова Салима вызвали забытое за ночь чувство тревоги. Предвкушение водной процедуры, несколько угасшее при виде этой импровизированной бани, почти пропало. Родик осмотрелся и, считая неудобным отказаться, перенес шланг в развилку ветки дерева, закрывающего обзор со стороны забора. Стало удобнее, поскольку вода теперь лилась в водоем, а не на глинистую землю, где уже образовала грязную лужу, брызги от которой попадали на белые брюки Родика.

Родик побрился, почистил зубы и, чтобы окончательно прийти в себя, решил умыться по пояс. Под ледяной струей в висках заломило, но, растеревшись полотенцем, Родик почувствовал себя бодро. С тела как бы спала кора. Не одеваясь и прикрыв себя только полотенцем, он подошел к Салиму и поблагодарил.

— Пойдемте в помещение. Здесь прохладно и небезопасно, — предложил Салим. — Накиньте мой чапан.

— Спасибо, не надо. Что, еще воюют?

— Вы разве ночью не слышали выстрелы?

— Слышал, но мне объяснили, что это баловство.

— Бывает, но чаще засады. В горах много вовчиков. Ночью они приходят. Людей убивают. Да и наши друг на друга наскакивают. Недавно два наших отряда поругались. Несколько человек погибли. Узбеков тут постреляли. Сейчас утро, спокойно. Все после ночи спят. А ко дню напьются и палят. Недавно старика шальная пуля нашла. Кто стрелял — не узнали, но точно наши. Да и утром снайпер может не спать. Пойдемте.

— А как же сам ночью гуляешь?

— То я. Знаю, как и где. Автомат у меня.

— Герой… С девушкой целуешься с автоматом на плече? Много раз в человека стрелял?

— Ну-у-у. Я все время рядом с амакджоном[67], но если надо, буду стрелять. За Абдулло Рахимовича я жизнь могу отдать. Он мне как отец.

— Лучше ни того ни другого не делать. Убить человека— великий грех. У тебя жизнь только начинается. Плохо начинать жизнь с греха. За своих близких, конечно, необходимо заступаться, да и других слабых защищать, но по-другому.

— А если этот убил мою маму, апа[68]и бобо[69]?