Татаринов, уже начавший дремать с каталогом «Отто» в руках, недовольно вылез на воздух. Протер глаза:

— Не понимаю, герр фон Фогельвейде, зачем вам все это понадобилось?

Манфред, уже шагнув вниз, тихо ответил:

— Мне не нравится ваша вялость, герр Татаринов. Взбодритесь. Я чувствую, что мы на правильном пути. А этот солдат, я уверен, поможет наконец прояснить, что же происходит в этом лесу.

Они осторожно начали спускаться по склизким ступенькам. Татаринов шел последним, стараясь не высовываться из за широкой спины Манфреда. Впереди было тихо, тревожно и абсолютно темно.

Стены узкого тоннеля буйно поросли густым мхом и какой то липкой плесенью. Пахло протухшей водой, разлагающимся человеческим калом и чем то отдаленно напоминающим жженую резину. Лишь пройдя еще несколько десятков метров вперед, Манфред понял, что это запах застоявшегося табачного дыма плохих сигарет. Еще через несколько метров тоннель резко поворачивал направо. Перед самым поворотом влево уходил узкий низкий лаз. Оттуда доносился звук капающей воды.

— Да, видимо, бедняга действительно умер от истощения, — шепнул шефу Фромм и, уверенно свернув направо, зацепился ногой за натянутую поперек прохода проволоку. Оглушительно зазвякали пустые консервные банки. Потеряв равновесие, Фромм шумно с проклятиями свалился в вонючую лужу. Это его и спасло.

Из глубины лаза резко ударила автоматная очередь. С диким воем пули зарикошетили по стенам и потолку, высекая искру и бетонную крошку. Отблески выстрелов слабо мерцали в воде, заливающей пол. Тошнотворно завоняло порохом. Пятясь раком, Фромм втянулся обратно в тоннель. Погрохотав еще немного, стрельба смолкла.

— Однако… Все целы? — Манфред включил фонарик. Фромм стирал со щеки грязь и кровь. Маленький камешек, отлетев от стены, содрал кожу.

— Эй, ублюдки, еще хотите? Еханые… ляди! — раскатисто донеслось из глубины. Голос был напористый и почти радостный.

Манфред обернулся к Татаринову. Тот сложил ладони рупором и, надсаживаясь, закричал:

— Товарищи, не стреляйте. Я майор КГБ Татаринов. И со мной ударная группа. Мы находимся здесь с целью разоблачить банду преступников, захватившую ценный груз!

— Идите к еханой матери, пока я не кинул гранату!

— Товарищ, если ты не веришь нам и боишься, то хотя бы скажи, что конкретно охраняют здесь бежавшие уголовники!

— Ты дурак. Если ты пришел за грузом 289 А, то почему не знаешь, что он здесь? Не сходится… Эти оранжевые контейнеры вам еще выйдут через задницу! — Темнота опять разразилась автоматной очередью.

Татаринов развел руками:

— Герр фон Фогельвейде, он нам не верит. Его, наверное, уже пытались выманить под видом представителей правоохранительных органов. Но он сказал что то про груз 289 А. Я, правда, не знаю, что это такое… Про какие то оранжевые контейнеры.

Манфред почувствовал, как неуловимо дрогнул голос майора. Кагэбэшник знал о грузе 289 А, но соврал. Манфред не стал раздумывать над вопросом, зачем ему это понадобилось. Он пока слабо понимал, как стратегический груз оказался в руках беглых уголовников, но он уже знал наверняка, что находится в этих оранжевых контейнерах. Манфред посмотрел на часы, махнул рукой Фритцу и Николю, которые, услышав приглушенную стрельбу, сунулись в галерею, светя фонариками, и спросил кагэбэшника:

— Вас начальство поставило в известность о том, что стратегический груз ядерной электроники похищен? Герр майор, ответьте прямо — не юлите!

Татаринов замялся. Блики света от фонаря Манфреда, отраженные в зеленоватой луже, шевелились на его лице.

— Никакого груза ядерной электроники нет. Это враждебный выпад со стороны западных разведок, чтобы скомпрометировать Советский Союз — члена ООН, подписавшего конвенцию о нераспространении ядерных вооружений.

— А что вы так кипятитесь? Что, русские не могут купить себе военную электронику? Пусть даже неофициально. Ведь существует запрет на продажу военных технологий социалистическим странам. Так зачем пускаться во все эти ваши ухищрения, если Советский Союз не собирался передавать электронику кому то еще?

Манфред, несмотря на смертельную опасность, развеселился, наблюдая, как Татаринов меняется в лице, лихорадочно соображая, как немец пришел к таким выводам. От мысли, что именно он явился причиной разоблачения, пусть косвенного, недоказанного, Татаринову сделалось дурно. Он оперся на склизкую стену и до боли закусил губу. Манфред добродушно похлопал его по плечу:

— Не убивайтесь так, герр майор. Все равно мы сейчас пойдем туда, в пекло, и своими глазами увидим эту электронику.

— Да откуда вы взяли, что она там?! — страдая, вымолвил Татаринов.

— Служебная тайна! — Манфред громко засмеялся.

— Эй, вы что там, свихнулись, придурки? — озадаченно спросил невидимый подземный воин.

— Скажите ему, майор, что если он хочет принять участие в бою, то пусть вылезает… Кажется, это солдат из воинского конвоя, уцелевший при захвате груза. И чего он здесь ел, бедняга, целых две недели… Ну и страна, какие то уголовники воруют стратегические компоненты, а власти две недели не могут их отыскать. Непостижимо… — бормотал Манфред, пробираясь к выходу. Сзади слышались короткие фразы спора кагэбэшника и уцелевшего солдата конвоя. Он все таки покинул свое подземное убежище: когда Татаринов уже махнул на него рукой и выбрался наверх, спецназовец Мяскичеков крадучись последовал за ним. И только после того, как он аккуратно побродил вокруг палатки, прислушиваясь к немецкой речи и редким вопросам Татаринова, обращенным к захваченным охранникам, Мяскичеков решился обнаружить себя. Он заскочил в палатку, сшиб с ног оперативника Ганса и наставил ствол автомата на Манфреда:

— Руки вверх, стреляю без предупреждения!

Спецназовец представлял собой страшное зрелище: со сбитым на затылок бронешлемом, заросший бородой, в грязной, изодранной камуфляжной форме, весь увешанный оружием, паутиной и комариными личинками. Он, щурясь на свет лампы, глядел на смеющихся людей, поднявших руки, и на кряхтящих охранников, связанных веревками. При этом Фритц, находящийся снаружи у входа, на всякий случай держал спецназовца на мушке. Целил в затылок около уха, в полоску, не прикрытую шлемом. Спецназовец, бродя вокруг палатки Фритца, не заметил, так как тот стоял за деревом в пяти шагах от тропинки, по которой могли прийти из «Логова» охранники новой смены.

— Странно, конечно, не по нашему воркуют… Прибалты, что ль? Ну да ладно, вроде не урки… — Мяскичеков быстро сунул автомат между колен и схватил со стола начатую банку тушенки. Орудуя пальцами, проглотил ее содержимое одним махом, подавился, закашлялся.

Манфред сочувственно принялся хлопать его по спине:

— И что ты ел, бедняга, две недели?

Татаринова тоже заинтересовал этот вопрос.

— Лягушек было полно. Один раз ужа словил. В общем, как на учениях в школе спецназа, — бросал короткие фразы Мяскичеков, подчищая со стола продукты, — нас в «школе выживания» учили жрать все, что дышит и движется!