Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только не это! — простонала Эми.
— А ты что думаешь? — спросила Диана. Он бросил на нее короткий взгляд и увидел, что ее щеки покраснели и она, улыбаясь, прикусила нижнюю губу.
— Тебе лучше не знать, что я думаю, — сказал он, вспоминая о прошлом вечере, как они занимались любовью до самой полуночи, а потом долго не могли заснуть из-за того, что их обоих так расстраивал ее отъезд.
— О том, следует нам ехать в Нью-Йорк или нет, — сказала Эми. — Убеди Диану, что следует.
Они добрались до железнодорожной станции. Шел снег, а на платформе лицом на восток стояла толпа людей. Поезд из Бостона до Нью-Йорка должен был появиться с минуты на минуту.
— И что же ты думаешь о том, следует ли нам ехать в Нью-Йорк или нет? — спросила Диана, сжав его руку.
— Ну, так и быть, — сказал Алан. — У нас скоро начнется метель. Если бы это был учебный день, то занятия в школе, наверное, отменили бы.
— Но не нашу поездку в Нью-Йорк, — пробурчала Эми.
— Но в Нью-Йорке вам не придется сидеть за рулем, — сказал Алан. — Вас домчит туда поезд, а уже попав на место, вы возьмете такси до отеля «Плаза». Потом поблизости найдете отличный ресторанчик или спуститесь на первый этаж и пообедаете в тамошней столовой.
— А завтра мы пойдем на «Щелкунчика». Этот балет как раз и надо смотреть, когда за окном бушует метель.
— Словно в сказке, — обратив взор к небу, восхищалась Эми.
— Хорошо. Мы поедем в Нью-Йорк, — сказала Диана, поглядывая на Алана, держа его за руку, давая ему понять, как сильно она любит его и что все будет в порядке. — И затем вернемся домой.
— Я буду ждать вашего приезда вместе с Джулией.
Прозвучал свисток поезда. Начальник станции объявил прибытие подвижного состава. Эми вылезла из машины, таща за собой свою сумку и строя Диане рожи, тем самым намекая ей, что нужно быстрее садиться на поезд, пока кто-нибудь из них троих не передумал.
Диана потянулась к щеке Алана. Ему всегда нравилась глубина ее любви, которая светилась в ее глазах. Но долгое время он считал, что вся мощь ее любви была предназначена лишь малышке Джулии. Он понимал, что Джулия всегда будет на первом месте, но сейчас любовь Дианы была направлена и на Алана, и он ощущал это всем сердцем. В этой любви содержалось обещание, а Алан знал, что Диана держала свое слово. Такова уж была ее натура.
— Любовь, — прошептала она. Одно слово.
— Да, — ответил он, поглаживая ее ладонь.
— С Джулией все будет в порядке? — спросила она.
— В полном, — сказал он.
— Поезд, — махнув рукой, сказала Диана.
Алан выбрался из машины и взял у своих спутниц сумки. Через мгновение Эми сломя голову неслась по припорошенной снегом автостоянке. По случаю праздника народ вырядился во все самое лучшее, а старомодную станцию уже украсили рождественскими гирляндами. Алан притянул к себе Диану, и у него свело спазмой горло.
— По вагонам! — рявкнул кондуктор.
— Это нам! — радостно закричала Эми.
Алан и Диана все никак не могли разомкнуть страстные объятия. Он чувствовал биение ее сердца сквозь ткань ее пальто. Было бы так хорошо лежать у камина в их новом доме, наблюдая за порханием снежинок. Он не хотел отпускать ее.
— Ты уверен, — спросила она, откинувшись в его руках и блеснув глазами, — что это хорошая идея?
— Но ведь Эми сказала, — одновременно со свистком ответил он, страстно поцеловав ее и помогая подняться в вагон, — это будет словно в сказке.
Она махала ему, и он махал ей, пока кондуктор мягко не подтолкнул ее внутрь и не закрыл стальную дверь.
Вот так и случилось, что Алан Макинтош посадил свою любимую женщину на поезд, который повез ее в Нью-Йорк навстречу судьбе и бамперу «Желтого такси».
Диана лежала в отделении интенсивной терапии больницы Святой Бернадетт. Ей снился жуткий сон: такси, кружащееся в диком танце на льду и врезающееся в толпу людей у отеля «Плаза». Она видела саму себя, из последних сил пытавшуюся защитить Эми, видела, как Эми взлетела в воздух и шмякнулась об тротуар. Диана лежала неподвижно, приходя в себя и теряя сознание, из нее торчало несколько трубок, а рядом с ней шумели аппараты и шептались врачи. Она была под сильным наркозом — а может быть, на нее все еще действовал болевой шок, — и не представляла, на каком свете находится.
Ей обрили голову. На голове был глубокий порез, на который пришлось наложить швы, а потом перевязать. Она могла видеть и слышать, но из-за большой потери крови даже дыхание давалось ей с превеликим трудом.
Был созван консилиум из лучших врачей. За ней присматривал самый классный нейрохирург больницы Святой Бернадетт. Доктор Джерард Беллависта давным-давно привык к автомобильным авариям, несчастным случаям в метро и столкновениям мотоциклов. Он не растрачивал время попусту, а изучал только ту часть мозга, позвоночника или нервной системы, которая нуждалась в лечении. Но, глядя на Диану Роббинс, всю в синяках и бинтах, он не мог не заметить ее красоту.
— Где ее семья? — обратился он к медсестре.
— Мужчина ждет в холле, — ответила медсестра.
Доктор кивнул и вышел поговорить с ним. Как истинный житель Нью-Йорка, доктор Беллависта полагал, что человеческая порода уже не способна хоть чем-то удивить его. Но когда он увидел человека в приемном покое, то у него отвисла челюсть. Да, этого мужчину уж точно нельзя было назвать городским обитателем. Высокий и широкоплечий, он затравленно озирался по сторонам. Его белокурые волосы были растрепаны, а лицо покрывали морщины и загар от долгого пребывания под открытым небом. На нем была засаленная коричневая куртка из грубой ткани. Его голубые глаза выражали подозрение. На черных резиновых сапогах блестели рыбьи чешуйки.
— Доктор Беллависта, к вашим услугам, — представился доктор.
— Тим Макинтош, — ответил мужчина.
— Она ваша жена?
Макинтош откашлялся:
— Была, — сказал он. — Была моей женой. Диана Роббинс.
— Вы знаете, кому нужно звонить? — спросил доктор Беллависта.
— Они живут в Коннектикуте, — ответил Тим.
— Лучше сами позвоните родственникам.
— В каком она состоянии?
— У нее травма головы. А это подразумевает пристальное наблюдение в течение по крайней мере двадцати четырех часов.
— Я могу ее увидеть? — спросил Тим.
Доктор призадумался. Он надеялся на встречу с кем-нибудь из близких родственников. Диана Роббинс была в плохом состоянии, и врачи не хотели терять ни минуты, дожидаясь приезда ее родных. Хотя вот прямо перед ним стоял ее бывший муж. Уж он-то наверняка знал эту женщину, как никто другой.
— Возвращайтесь через час, мы как раз закончим обследование. Тогда вы сможете пройти к ней минут на пять, — сказал врач. — Это все.